Девять

Вечером приезжал пыльный «жук» и забирал урожай. Он наблюдал за этим издалека, с высокой плотины между двумя прудами. В сладостной болотной тени было прохладно и душно. Завидев его, утки срывались с места и садились неподалеку. Полную тишину нарушали лишь удары птичьих тел о темную воду. От будки неслись возбужденные, радостные голоса. Ему казалось, что среди них есть один или два женских. Отсюда невозможно было разглядеть говорящих. До него доносилось хихиканье, вскрики и визг. Его разбирало любопытство. Он пытался подобраться туда по краю клубничной плантации. Деревья скрывали его, но сгущающийся сумрак не давал ничего разглядеть и лишь усиливал звуки. Он никогда раньше не слышал, чтобы взрослые так шумно себя вели. Дома всегда было тихо. Не смеялась мать, молчал отец.

Потом все уехали, и он решил подойти ближе. Пригнувшись, он прошмыгнул по открытому пространству и прижался к дощатой стене. В воздухе все еще стоял запах бензина. Тогда он подумал, что внутри должны быть деньги, где-то там стоит круглая металлическая коробочка, полная мелочи и серо-зеленых банкнот. На дверях висел замок. Он потрогал оконное стекло. Оно держалось в раме на нескольких ржавых гвоздиках. Вокруг было тихо и пусто. Между деревьями просвечивало красное небо. Павел поднял с земли деревяшку и ударил по стеклу.

– Я здесь сегодня уже был, – сказал качок в фиолетовом спортивном костюме Болеку.

– Да, крутится человек как заведенный, а толку, – отозвался Болек.

Автоматические двери сомкнулись за ними. Они пересекли зал ожидания и направились к лестнице. Не оглядываясь. Как опоздавшие пассажиры без багажа. В пассаже свернули направо.

– Вез одного любителя халявы, платить не хотел, – тянул свое фиолетовый.

– Ну и что?

– Ничего. Заплатил. Куда он денется?

– Да, с людьми так. Сначала не хотят, потом хотят, – сказал Болек.

Свернули налево.

– Я бы получше порядки завел, – сказал фиолетовый.

– Ты пока пойди вон туда и позови мне вон того, около автомата. Того, в светлых брюках, – сказал Болек и, подавшись назад, встал к стене.

Парень вошел в зальчик и потонул в красном свете. Хлопнул игрока по плечу, но тот, даже не взглянув, стряхнул его руку. Тогда фиолетовый просто схватил его за куртку, развернул лицом к витрине и показал пальцем на Болека.

Вышли втроем на пустую улицу Яна Павла. Свет порошил откуда-то сверху, лишь немного разжижая темень внизу. Казалось, все трое сейчас исчезнут в ней. Над их головами проносились автомобили.

– Говори, как было, – сказал Болек, а фиолетовый встал у парня за спиной.

– Ну пришел вчера один и говорит, что хочет толкнуть пару граммов.

– И что ты ему ответил?

– Ничего. – Парень пожал плечами. – А что я должен был ему ответить? Я порядок знаю. Крыса тоже его видел.

– Вот именно. Крыса за ним пошел и показал его Вальдеку.

– Я ждал клиента…

Болек сделал шаг вперед, парень подался назад, но уперся в стоявшего у него за спиной фиолетового.

– И Крыса позвонил и сказал.

– Шеф…

Парень полетел вперед, и Болеку пришлось его придержать, чтобы не грохнулся.

– Шеф, Вальдек пытался его догнать…

– Но не догнал. И никому ничего не сказал, не позвонил.

Голова парня отскочила сначала в одну, потом в другую сторону. Машины проносились по мосту с монотонным свистом. Мужчина в старом «субару» менял кассету в магнитоле. Через четыре минуты он свернет на Вавельскую, потом на Груецкую и по Краковской поедет прямиком на юг, вон из города. Из динамиков послышалась «Six Blade Knife».[54]

– Оставь его пока, – сказал Болек, и фиолетовый перестал. Только схватил парня за волосы и держал.

– Он говорил, сегодня придет. Говорил, сегодня принесет товар, так он сказал, пустите меня…

– Вальдек об этом знал? Ну говори!

– Знал. Крыса ему сказал. Пустите!

– А он знал, да не сказал, – запел тихонько Болек. – Хотел для себя его приберечь.

– Да, да. Он думал, у него товар с собой, но тот сказал, что сегодня принесет, пустите…

– Зае…ть такого, – сказал Болек. – И тебя тоже. Хотел нас кинуть? Хотел втюхать не наш товар?

– Я не хотел, пустите…

– Не хотел? Тогда за каким х… он сегодня придет, ну?

– Я вам его покажу, – сказал парень.

«Вечно только жди да жди», – думал Яцек. Ночью вокзал становился маленьким и тесным. Люди шли задевая друг друга. С неба и от города текла темнота. Они прятались от нее и, передохнув, снова ныряли во мрак. Никто не разговаривал. Среди пассажиров царила неспокойная тишина. Шелест одежды, шорох колеблемого воздуха и отзвук миллиона шагов, будто двигались полчища насекомых.

«Вечно продаешь, покупаешь, торчишь здесь как х…». – Яцек подошел к киоску и стал рассматривать голых женщин. Они были красивые, вульгарные и лоснящиеся.