Девять

После прочтения повести, я задал автору только два вопроса. Первый:

– Веня, развей мои сомнения. Мне кажется, ты стал гораздо меньше выражаться на крепком русском. Я прав? Уж не мое ли влияние сказывается, а, Веня?

– А ты знаешь, отчего «поле брани» называется именно так?

– Поле битвы – оно же поле брани… Нет?

– Нет, нет, ничего подобного. В прежние времена, когда хотелось выплеснуть из себя агрессию, люди выходили в поле и бранились, матерились, орали благим матом. Не в лесу, где тебя деревья окружают, да и живность всякая, а в голом поле орали, чтобы рассеялся заряд агрессии. В пух и прах. Мои гении доложили мне, что бранные слова разрушают ДНК, генетический аппарат, они влияют на наследственность того, кто выражается, естественно. Словом, мутагенный эффект на лицо, черт бы его побрал. Ну, вот, совсем без брани не могу, брат. И наоборот, Платоша: молитвы ставят хромосомы и спирали на свои места. Матерщинники живут меньше. Марсик II, я подозреваю, окочурился от того, что я его, сукиного кота, матом крыл на чем свет стоит. Думал, что если ругать – то это на пользу. Вышло, что во вред.

– Боишься ругаться?

– Боюсь поминать всуе… Вот воскликну в сердцах, задам чертей, не к ночи будь помянуто, и чувствую, что опутывает меня тот мир. Я словно окликнул их, а они отзываются. Вот и Марсики мои отныне посветлее станут: светлые коты специализируются на том, чтобы отдавать хозяину свою положительно заряженную энергию.

– Значит, я здесь не при чем? В храм потянуло. В мистику чертову. И ты, Брут…

– Почему сразу в мистику? Мои академики выяснили: качество интеллекта напрямую зависит от частоты употребления «горячих» слов. Способность контролировать эмоции – вот что характеризует интеллект. Способность обуздывать их, подчинять, но не подавлять. С горячительным, судя по всему, следует быть осторожным всегда и везде.

– Значит, без меня здесь дело все же не обошлось?

Комментариев не последовало.

Вопрос второй:

– Мефистофель, он же дьявол, – это метафорическое преломление натуры в человеке; культура – Бог, если угодно. Не кажется ли тебе, Веня, что твоя повесть именно об этом?

Барон уклончиво промолчал.

В другой раз, когда мы вскользь затронули литературную тему, он отреагировал следующим образом (отзываясь не столько на мои слова, сколько на свои мысли, как это часто бывало):

– Твое описание любви… От этого тошнит. Переживания какие-то, кривлянье. Нафталином, испорченным еще в XIX, нет, в XVII веке, несет за версту. Современные отношения мужчины и женщины – в принципе не такие. Тебя читать никто не будет. А меня – будут. Но мне на это наплевать. Кстати, дай мне почитать что-нибудь свое, из последнего. «Ad astra», кажется?

Если ты мужчина, мачо, самец, твоя жена и твои любовницы должны оказаться в одной постели с тобой. Чем раньше – тем лучше. Если этого не произошло, если вы все не делите одно ложе, то это вовсе не означает, что женщины по природе своей хороши; это значит, что ты не справился со своей задачей. Не вижу здесь никакой нравственной проблемы. Хотя математически пока не доказано.

– В таком случае, чем тебя так задело описание любви, Веня?

– Ненавижу любовь, понял?

– Ненавидишь то, чего нет?

– Именно. Поэтому и тебя ненавижу. Хочешь, вызову тебя на дуэль, чтобы прикончить по благородному?

– А разве то, что происходит между нами, можно назвать как-то иначе, нежели поединок? По-моему, ты опоздал с вызовом: дуэль уже давно началась. И повесть твоя – просто запоздалое тому подтверждение. Это ответ на мой роман.

– Ты слишком высокого мнения о себе, если решил, что способен так долго противостоять Барону. Вот сию секунду я смахну тебя в урну вечности, будто муху сраную. Желаешь?

Думаю, он специально не дал мне времени на ответ. Вместе со словом «желаешь», которое сопровождалось острым крючком «?» на конце, в комнате возник Аспирин.

– Ну? – уставился на него Хозяин.

– На кладбище неладно.

– Говори, не тяни, знаешь ведь, что не люблю, балбес, бля. Тьфу, ну, разве можно с вами не ругаться?!

– Батюшка… Отец… Нико повесились.

– На сосне, что ли?

– В точности не знаю.

– На сосне, конечно, сволота. Стволы гладкие, ветки крепкие, от земли высоко, одно удовольствие… У тебя коты на примете есть?

Аспирин выпучил глаза, подался всем телом вперед и старался быстро соображать, чтобы угодить Хозяину. Но связи между котами и Никодимом, очевидно, не улавливал. Поэтому тупо молчал, сбитый с толку.

– Мне нужен Марсик.

– Есть, есть, есть один котик. У дочери моей кошка Маргарет недавно окотилась.

– Порода?

– Британцы, дымчатые, упитанные, большие. Своенравные, черти. На кривой козе не подъедешь.

– Цвет?

– Светлые, как бы бурые… С голубовато-серым оттенком…

Было видно, что описание цвета тяжело давалось Аспирину.

– Не черные?

– Нет, нет, Боже упаси…

– Такой мне и нужен. Выберешь лучшего. Нет, трех лучших. Вот за это спрошу. А Нико… Отработанный материал. Он давно уже сломался. Предай земле то, что от него осталось. Аминь.