Девчонки и мальчишки

Под этой же толстой елкой из ровных стволов молоденьких осин мы без единого гвоздя соорудили четырехугольный стол с плетеной крышкой и три скамейки. Рядом с шалашом над костром на случай дождя был поставлен густой навес из еловых веток.

Через день-другой о нашем шалаше, видно не без участия Сашки Косого, прослышали в двух соседних деревнях, и к нам, поглядеть на наше житье-бытье, стали приходить совершенно незнакомые люди. Молоденькие воспитательницы деревенского детского сада приводили по утрам своих малышей, и те, заглядывая к нам в шалаш, будили нас словами: «Дяденьки, вставайте!»

Пришел как-то раз лесник, здоровенный мужчина в сиреневой заплатанной рубахе, с бородой и ружьем. Мы ему налили кружку кофе, дали сахару и стали расспрашивать, а не водятся ли в его лесу медведи.

— Медведи, буде? — переспросил он. — Отродясь не видывал! Что касаемо лосей, то это, буде, водятся. Я сам стою на реке, гляжу, буде, переплывает какое-то дерево, да против течения прет! Удивительно, какая новая физика, буде, думаю. Дерево, а против течения! А потом гляжу, буде, это дерево на берег на четырех ногах вылазит…

— Вот фольклор! — восхищенно шепнул мне Лешка. — «Буде» да «буде». — И обратился к леснику. — А вы какие-нибудь народные причеты знаете?

— Чего, буде, сказываете?

— Я говорю, ну, вы какие-нибудь сказки знаете или причитания?

— Сказками, буде, не балуюсь, — ответил лесник, — и причитания не знаю. А вот бабка Кузьминична на том берегу, буде, километров за десять, — она как хор Пятницкого, про что хошь, буде, проголосит. Она и в клубу выступала…

Лесник еще выпил кружку кофе, церемонно поклонился и, сказав: «Ну, радуйтесь тут, люди!» — ушел. Однако вскоре он вернулся и добавил: «Вы с огнем, буде, не того! А то я вас, буде, того!» И опять скрылся в кустах.

Зашла к нам как-то тетя Груня и, увидев, как мы уплетали за обе щеки картошку в шелухе, сказала:

— А может, вам в готовке пособить, а? Вы, ребята, меня не стесняйтесь. Хотите, я вам буду готовить, и вы ко мне будете приходить? Тут можно и мясца достать говяжьего али курочки. А вы небось все всухомячку да всухомячку?

— Спасибо, тетя Груня, — сказал я, — но мы не всухомячку… У нас все бывает: и первое, и второе, и третье.

— Ну?! — улыбнулась тетя Груня. — Как в чайной?

Наше первое приключение с «медведем», вернее с непонятным существом, каким-то образом очутившимся вблизи нашего шалаша, забылось не скоро. Мы сделали вокруг шалаша плотную изгородь из заостренных осиновых кольев и вырезали два дубовых «дрына» для самообороны.

И вот наступил долгожданный отдых. Наш шалаш стал теперь крепостью, неуязвимой со всех точек зрения: продукты у нас есть, безопасность жилья гарантирована.

Первый свободный от работ день мы с утра до вечера купались, на второй день мы ходили за ягодами, на третий — делали себе луки и стрелы и стреляли, как индейцы, в цель, в Лешкину тюбетейку.

А на четвертый я задумался: ну ладно, вот мы едим, спим, отдыхаем в лесу, а дальше что? Неужели и все лето так пройдет?

— А хотя бы и так, — глубокомысленно сказал мне Лешка. — Чем плохо? Тут пташки поют, там разные букашки чирикают.

— Но ведь так же скучно — только жрать и спать!

— Ну не жри и не спи, а по мне это в самый раз… Дети должны наслаждаться своим золотым детством. Так сам Толстой сказал.

— Значит, надо баклуши бить?

— Во-первых, ты мне объясни, что такое… «баклуши», а во-вторых, если кто и бьет их, то все равно, значит, работает… — У Лешки был иронический тон.

— Слушай! — сказал я. — Ну, зачем мы сюда приехали? Я считаю, что мы приехали сюда для того, чтобы закалять и вырабатывать характер. Так? А характер вырабатывается в борьбе с жизненными трудностями. Теперь дальше: сейчас у нас нет жизненных трудностей, но мы их можем сразу добыть.

— А как? — спросил Лешка.

— Очень просто. Мне сейчас в голову пришла великолепная идея: надо отказаться от всех денег, которые у нас есть, от помощи пап и мам, и надо начать самостоятельную жизнь!

— Что?! Самостоятельную? — удивился Лешка.

— Да.

— Без пап и мам?

— Да.

— Не выдержим! — сказал Лешка.

Этот Лешка был настоящим маменькиным сынком! В школе все ребята собирают металлолом: таскают на плечах водопроводные трубы, приносят невесть откуда битую чугунную фасонину от канализации, а Лешка стоит в сторонке и наблюдает. Ему-де нельзя таскать, у него аппендицит! Мы в школьном дворе начинаем сажать яблони: роем ямки, заливаем их навозной жижей, а Лешка ходит вокруг нас и бормочет: «Вы, ребята, с землей поосторожней. Проткнете чем-нибудь палец, и будет у вас столбняк!»

«Столбняк», «аппендицит»! Вот и сейчас: «Не выдержим!» Что за странный человек?

Владимир Сергеевич при этом разговоре не присутствовал. Он ходил на станцию за свежей газетой. Но когда вернулся, вдруг спросил нас:

— Друзья, а вы знаете, что самое плохое на свете?

Мы с Лешкой умолкли.

— Самое плохое на свете, — продолжал Владимир Сергеевич, — это безыдейное существование. Понятно?

— А мы тут при чем? — перебил его Лешка.