– Старые знакомые! – расхохоталась Рыжая, и с неженской силой похлопала Григория по плечу.
– На выход, девочки!
– Пока-пока! – Девицы по очереди чмокнули Дашку и с трудом удержались, чтобы не чмокнуть Чабурадзе.
– Проходи, – Дарья жестом пригласила Григория в гостиную. Он молча проследовал за ней.
– А Изи нет дома.
– Я к тебе.
– Выпьешь что-нибудь?
Григорий выложил на барную стойку цепочку с крестом.
– Почему не отдала полтора года назад?
– Боялась, – Дашка опустилась на диван и отвернулась к окну.
– Чего? Остаться без койко-места в «Серебряных замках»?
– Что не смогу с собой справиться и все начнется сначала, – Дашка силилась унять внутреннюю дрожь, но холод пробирал ее до костей.
– А теперь? – взгляд Григория буквально «просверлил» ее насквозь.
– Теперь не боюсь. Теперь я с Изей и мне ничего не страшно. И я больше ничего не чувствую.
– Легко давать клятвы, зная, что никто не потребует от тебя их исполнения, да, Даша? – мертвой хваткой он вцепился ей в плечи и заставил посмотреть себе в глаза.
– Ты о чем? – Дарья отвела взгляд. Она чувствовала, ее внутренний мир рассыпается на пазлы и ей больше никогда не удастся их собрать.
– О том, что любовь – самое главное в жизни! Что ты будешь любить меня всегда. Твои слова? Или это тоже полет неуемной фантазии?
– Полет неуемной фантазии той девочки, которая жила на улице Расписная.
– Ту девочку я знал и понимал.
– От той девочки ты бегал и прятался. Она тебя любила и отдала бы собственную жизнь… Сейчас ты пришел не за мной, а за женой Муштермана. Той, которая в тебе не нуждается, а потому снова интересна.
– Неправда!
– Правда, и именно поэтому ты здесь, Григорий!
– Не поэтому, но тебе хочется, чтобы это было так, это избавит тебя от необходимости присовокупить супер-эго к либидо и сделать личность целостной! – Любви к словесному понту гендиректор Super Marin не утрачивал даже в моменты тяжелых душевных метаний и все, что знал, выдавал скопом.
– От голоса совести, проще говоря? Дедушка Фрейд! Мой первый курс… – Дашка улыбнулась иронично, но невесело, внешнее спокойствие давалось ей с явным трудом. – Психология – наука относительная и неточная, caro mio. Мое супер-эго давно молчит, и я не испытываю в нем острой необходимости. А Фрейд… Фрейд был старым озабоченным параноиком и морфинистом.
– Страшно привязаться к кому-то, кроме кредитки, да, Даша? Бежишь от любви, потому что на нее не способна? Все твои слова – ложь? Обещания – дань моменту? – во взгляде Чабурадзе был вызов. Дашка прикрыла глаза, будто что-то обдумывая. Потом резко оттолкнула его руки и встала.
– Твои выводы ошибочны: я преследовала тебя, бегала за тобой, плакала из-за тебя, но это не значит, что я тебя любила. Я не звоню тебе и не преследую, я больше не плачу, но это не значит, что я тебя не люблю. Я учусь на актерском. Я умею плакать и не страдать, я умею страдать не плача. То, что я не изменяла Олигарху, не значит, что я была ему верна, и то, что я живу с другим, не означает, что я тебя предала… Ты просто не понимаешь… – к концу тирады голос Дашки звучал совсем тихо, и Чабурадзе с явным трудом разбирал слова.
– Чушь! Литературная чушь, за которой ты прячешься от самой себя! – глаза Григория лихорадочно блестели.
– Уходи, Гриш!
– Ну уж нет, так просто ты от меня не отделаешься!
Дашка попыталась отступить к двери, но Чабурадзе преградил ей дорогу и, перехватив на лету занесенную для защиты руку, повалил на диван.
– Отпусти! – Даша царапалась и извивалась, пытаясь вырваться, но силы ее ослабевали, уступая место бездумному, не поддающемуся контролю желанию. Сцена начинала напоминать пассаж из «бульварно-унитазного» чтива. Кровь с силой ударила ей в голову. Григорий заломил ее руки за голову и всем телом придавил Дашку к дивану. Вместо злости и боли она почувствовала острую необходимость подчиниться и испытать то, что уже испытала однажды. Небо в голубых глазах экс-призрака разверзлось и поглотило ее волю. Сопротивление спало, и она лишь теснее к нему прижалась.
На секунду их взгляды скрестились. Дашка вздрогнула от пронзившего ее дикого, никогда не испытываемого прежде желания. Левой рукой Григорий по-прежнему сжимал ее заломленные за голову запястья, правой рванул шелковую материю полупрозрачного топа. Его губы впились в ее с властным нетерпением человека, испытывающего свой последний шанс. Он знал: отпустит ее сейчас – и все будет кончено. Навсегда.
Разорванная одежда падала на пол, непроспонсированные стоны мешались со слезами, и ко всем чертям летела размеренная Дашкина жизнь, скатываясь в импровизированный обрыв бытия вместе с Изей и Григорьевской блондинкой-шатенкой.
Пальцы Григория скользнули от запястий к разметавшимся по диванной подушке Дашкиным волосам и, сгребя их в охапку, потянули назад. Дашка выгнулась к нему навстречу и, подчиняясь внезапному животному порыву, вцепилась ногтями в загорелые плечи любовника. Ведомые инстинктами, они повторяли каждое движение друг друга.
– Ненавижу, – прошептала Даша.
– Взаимно, – выдохнул Чабурадзе и вошел в нее с такой силой, что протяжно и обиженно скрипнул нескрипучий антикварный диван.