– Господи, спасибо! Спасибо, что услышал мои молитвы! Никогда, клянусь, никогда я его не потревожу! Пусть живет! Без меня, но живет! Живет! – Дарья опустилась на колени перед кроватью и поцеловала католическое распятие, купленное Олигархом в одной из поездок (она не слишком верила в институт конкретных, обособленных религий). Потом надела неожиданную находку себе на шею и пошла в душ. Холодная вода струилась по телу и мешалась со слезами. Она смывала воспоминания. Дашка стояла на пороге новой, самостоятельной, осмысленной жизни. Той жизни, в которой не осталось места прошлому.
Неделю спустя, у гламурных и модных стилистов Дашка попросила перекрасить себя в рыжий и сделать легкий перманент. Приглушенная рыжина и крупные кудри придавали ее облику некую загадочную подиумную утонченность. Диета и отсутствие алкоголя сделали фигуру по-модельному угловатой и какой-то особенно длинноногой.
Она больше не ходила на бот-шоу и не звонила Григорию. Репетиторы по сценической речи и актерскому мастерству заполнили досуг и принесли свои плоды – в вуз она поступила. Жизнь потихоньку входила в непривычное русло. Пить в прежних пропорциях Дарья опасалась, так как подсознанию своему не доверяла.
Прошло два месяца, и слегка подуставший от жизни Олигарх позвал Дашку в Венгрию. Поездка совпадала с очередным московским бот-шоу, и Дарья ухватилась за нее с особым энтузиазмом. Олигарх был «постельнобезопасным» и родным. Первое по-прежнему огорчало, второе вселяло надежду.
Визу оформляли за один день как срочную. Олигарх не любил ничего планировать заранее.
В Будапешт Олигарх пробирался через Австрию, поэтому в ярчайшем представителе стиля «сецессион», местном Four Seasons Дашка оказалась первой.
– Миссис *******? – уточнили на reception, одновременно польстив Дарье словом «миссис» и угнетя ее какой-то необъяснимой фатальностью фразы в целом…
– Yes, – Даша ответила машинально. Она давно уже не чувствовала себя «Миссис *******» и давно не радовалась отельной галантности, но по-прежнему что-то в ней желало ощущать себя сопричастной этой чужой, размеренной жизни.
В номере, как водится, была совместная кровать и раздельные ее половины, четко обозначенные мужчиной мечты. Отдых с Олигархом отличался спокойствием, расслабленностью (моральной и физической), язвительными шутками, засмеяться над которыми не составляло труда, и подкупающей искренностью, с которой они оба относились друг к другу. Из идеальной формулы трехдневных каникул выбивалось лишь такое незначительное составляющее, как любовь, но ни Дарья, ни Олигарх этого почему-то не заметили…
Они гуляли по маленьким улочкам Будапешта, взявшись за руки, и фотографировали памятники архитектуры и просто красивые виды. Занятие это напоминало соревнование: они сравнивали получившиеся кадры и определяли позиции, по которым тот или иной снимок опережал аналогичный, сделанный оппонентом.
Королевский дворец, взгромоздившийся на вершине Будайского холма. Мрачное великолепие Львиных ворот. Знаменитый фонтан, изображающий сцену охоты короля Матьяша.
Рыбацкий бастион: выросший из детских сказок белоснежный замок, разукрашенный многочисленными арками, переходами, ажурными коническими башнями, созданными по типу шатров первых мадьярских поселенцев.
Базилика Святого Иштвана, чьи необъятные размеры поражают самое взыскательное воображение. Уютные кафешки с летними террасами, с такой трогательной заботой расставленные по периметру базилики.
Величественно раскинувшийся на берегу Дуная Парламент с причудливым сочетанием готических шпилей и куполообразной крыши.
Окутанная мистической славой гора Геллерт и статуя самого бедолаги Геллерта, сброшенного в гущу истории с этой самой горы. Мысленно Дашка не без досады отметила, что ведьм, слетавшихся сюда на шабаш в древние, геллертовские века, местные скульпторы проигнорировали.
Площадь Святой Троицы – сердце Старого города. Пышно украшенная барочная Чумная колонна, со статуями святых и фигурами ангелов, безмятежно парящих в облаках.
Площадь Капистрано, где среди руин возвышается башня и отдельно стоящее на фундаменте готическое окно с воротами, все, что осталось от церкви Святой Марии Магдалины, возведенной в 1260-х годах.
Ничто из этого архитектурного великолепия не укрылось от зорких объективов Дашко-Олигарховых камер. Иногда они фотографировали друг друга. Дарья – Олигарха, повернувшегося к фотоаппарату в пол-оборота и надвинувшего на глаза вязаную шапочку (майская жара только вступала в свои права). Олигарх – Дарью. В ярко-красном, удивительно подчеркивающем прозрачную белизну фарфоровой кожи платье, на скамейке у башни Марии Магдалины, она показалась ему незнакомой и нереальной. Что-то томительно сжалось у него в груди.
– Дашич! – позвал он.
Даша перевела на него рассеянный, слегка удивленный взгляд. Создавалось ощущение, что она вернулась откуда-то издалека.