— Ну, это другое дело! — серьезно проговорил замполит и доверительно сообщил Варе: — А я в то время коллективизацию проводил в соседнем районе… Любопытное было время! — Замполит прошелся по комнате и еще раз повторил: — Оч-чень даже любопытное!..
Варя притихла, как всегда, когда встречалась с людьми, которые были участниками больших событий, в каких ей по молодости лет участвовать не довелось. Она вдруг наглядно представила все различие между собой и замполитом. Для нее та же коллективизация была стародавней историей, о которой она в книжке читала, а для замполита — памятной частицей его жизни. В книжкиной истории были одни лишь даты и процеженные историками факты, и все это было такое сухое-пресухое, что прямо-таки шуршало в голове и пахло цитатами. В Варином разумении все тогдашние крестьяне разбились на классы, стояли на своих, раз и навсегда отведенных им платформах и выкрикивали лозунги, чтобы Варе легче было понять, кто они такие, куда идут и куда заворачивают.
А замполит знал не только общеизвестные эти лозунги, но еще и тех живых людей, с которыми он тогда встречался, — их лица, походку, манеру говорить. И глаза его, возможно, до сих пор помнили, как сверкал-переливался далекий весенний денек, когда была проложена первая борозда на артельной земле, а в ушах, наверно, все еще стоит скрип колхозного обоза с хлебом первого урожая. А может, ему запомнилось, как в разгар какого-нибудь самого-пересамого исторического события бойкая девушка-середнячка вдруг со значением глянула на него. Ведь тогда он был моложе на целых двадцать лет, не обзавелся лысиной и вполне мог еще нравиться девушкам, в том числе и бойким середнячкам…
— Да-а, шибко время бежит… — пробормотал замполит, словно впервые в жизни понял, что стареет и молодое поколение, родившееся на его глазах, уже подросло и стоит рядом, готовое его сменить.
Больше он Варю ни о чем не расспрашивал, будто окончательно уверился, что человек, который родился в такое историческое время, не может быть молод ни для какой работы — даже и такой ответственной, как переделка природы.
Варя надеялась, что ей поручат сажать лес, копать водоемы, на худой конец — закладывать питомники, но ее назначили учетчицей-заправщицей в комсомольскую тракторную бригаду. Старую учетчицу снимали за развал работы.
— Не потакай трактористам в поисках популярности, будь строгой, но справедливой, — сказал замполит на прощанье и шутливо предостерег: — Смотри не влюбись, бригадир там симпатичный!
Варя презрительно усмехнулась.
После замполита с Варей беседовал старший механик лесозащитной станции — молодой, но очень серьезный. Механик ни разу не заикнулся не только о преобразовании, но даже и вообще о природе, а вместо этого битый час объяснял Варе, как надо отпускать трактористам горючее, замерять пахоту и вести полевой журнал, будто лесозащитная станция не лес в степи разводила, а какую-нибудь кукурузу или картошку.
Старший механик поразил Варю своей недоверчивостью к людям. Он был убежден, что все трактористы спят и во сне видят, как бы надуть бригадного учетчика и не выполнить всех правил заправки и ухода за тракторами.
— Берегите горючее и смазочное от пыли: это же наждак! — учил Варю механик. — Обратите особое внимание на глубину пахоты: в МТС трактористы привыкли пахать всего на двадцать сантиметров, а нам надо не меньше тридцати…
Глубину пахоты в тридцать сантиметров Варя одобрила. Она вообще готова была приветствовать все, что отличало работу в лесозащитной станции от работы в других местах.
Напоследок старший механик сказал:
— Старайтесь работать в контакте с бригадиром, но панибратства не допускайте. Помните — вы представитель лесозащитной станции в бригаде, то есть, в некотором роде, глаз государства…
Услышав о таком высоком своем назначении, Варя покраснела от удовольствия и даже примирилась отчасти с положением учетчицы.
По дороге домой Варя зашла в магазин и купила записную книжку. На внутренней стороне обложки она написала вещие слова Ивана Владимировича Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее — наша задача». Книжку Варя разделила на две равные части и решила в первой половине делать записи по работе, а во вторую — заносить свои личные наблюдения и мысли о преобразовании природы.
На другой день с попутным грузовиком Варя отправилась к месту своей работы — на полевой стан комсомольской тракторной бригады. В пути она пробыла часа четыре и за это время окончательно убедилась, что с природой надо обязательно что-то делать, дальше такого безобразия терпеть никак нельзя. Нещадно пекло солнце, струилось душное марево, трудно было дышать. Урожай уже сняли, и степь лежала пустая, выжженная, беззащитно открытая жестокому солнцу и всем ветрам.