Девчата нашего двора

Небо над Москвой уже светлело, когда к тонированной "Мазде" подошли двое до смерти уставших, но счастливых людей. В машине они оба ехали при выключенном радио, но с открытыми окнами. Поездка по предутренней столице того стоила: ярко освещённые высотки времён сталинского ампира манили яркими огнями, каждый столб на пути сиял флагами в предверии праздников. Другие заряженные автомобили гремели встроенными стереосистемами на половину улицы. Прохожие переходили мост через реку по узкому тротуару и не собирались останавливаться на достигнутом. Грузовиков и маршрутных такси в то предрассветное утро ещё не наблюдалось. Один выросший из-под земли инспектор мог серьёзно омрачить планы известной любезному читателю парочки, однако Герману в тот вечер хватило смекалки не пить крепких алкогольных напитков, предоставив эту радость своей спутнице. Так и продолжался их автомобильный путь по дорогам столицы, как вдруг под небосводом показался рыжеватый диск весеннего солнца, освещающий стремительными лучами всё живое и сделанное из бетона. Герман опустил козырёк, дабы не быть ослеплённым и не создавать аварийную ситуацию. Начинался новый день, который они вдвоём обязательно проведут в спальне, когда доберутся до дома. Moscow never sleeps. — Я так давно хотела обнять тебя…, — промолвила Озерцова с глазами, полными слез. — Согрей меня, сейчас это особенно надо. Две её руки сомкнулись в замок на шее разгоряченного Германа, отгораживающего широченными плечами свою спутницу от танцующих посетителей клуба. Они находились в углу, у самой сцены, где в этот момент выступали трое старомодно одетых артистов с блестяще приглаженными зачесами. Герман уже готов был достать из кармана бензиновую зажигалку и чиркнуть ей в полумраке звучащего со сцены медленного танца, но его останавливал говорящий взгляд эмоционально настроенной дамы. За всю мимолетную жизнь он ещё не видел подобного блеска глаз ни у людей, ни у животных. Эти его руки, Глафира же сама желала страстных объятий именно сейчас, когда весь зал и вся сцена говорили о любви, до краев наполняясь романтикой. Расстояние между ней и Германом сократилось до минимума, губы их соприкоснулись и слились в долгом поцелуе. На несколько мгновений для них замедлилось время, звуки продолжающегося концерта и голосовых связок хаотично двигающихся зрителей замерли в тишине биения двух соседних сердец. Один из трёх музыкантов затянул мелодичную комбинацию клавиш, под которую стали кружиться в неторопливом вальсе самые стойкие оловянные солдатики вместе с приглашёнными ими прекрасными принцессами. Герман приобнял партнёршу за талию и успел понаблюдать за тем, как она ритмично покачивает бёдрами в натянутых темной синевой квадратных карманах джинсов. Взгляд Глафиры был одновременно томным и манящим, она словно растворялась глазами в своём мужчине под эти причудливые звуки с бокового угла сцены. На этот раз его слегка обветренное лицо было гладко выбрито, а тонкие пучки волосяного покрова на лбу и затылке были слегка взъерошены гелем для укладки и естественно поблёскивали от пота. Глафира лёгким движением пальцев убрала с щеки непослушную прядь и вытерла запястьем потекшую с века тушь. — Довольно, милая., — пытался поднять ей настроение партнёр, для которого эмоциональные перепады были в порядке вещей. — Вечер в самом разгаре, а ты ревёшь. Озерцова вновь подняла глаза. — Просто мне душевности не хватало, люди ведь целуются душами… Артисты продолжили выступление зажигательным танцевальным хитом, чем окончательно взбодрили дремавшую было в ночи публику. Пространство перед сценой вновь наполнилось броуновским движением молекул во все стороны. Люди вновь ощущали себя в той эпохе, в самом начале молодости, юности, детства. Когда задвигались все вокруг, Герман исподтишка подмигнул артистам, наградив их протяжным художественным свистом. Озерцова развязала шейный платок, лишив себя тем самым импровизированного пионерского галстука, и весело, даже по-ребячески помахала рукой поющим в микрофоны мужчинам. — Давно так не зажигала… — пыталась докричаться она в ухо Герману. — Эти парни просто супер! — Ещё фигарят…, — без тени глумления ответил он, махнув руками в сторону сцены. — Я тогда в школе учился, а Ромыч сердца соединял. Правую руку в карман, одно движение — и полутьма вблизи сцены озаряется волшебным огоньком бензиновой зажигалки. Его примеру следуют другие, изредка баловавшие себя папиросами, гости клуба. Под финальные аккорды песни просторная зала клуба оборачивается японским прудом, полным огней: для полного сходства не хватает лишь бумажных оригами в виде лебедя. "Ты боишься тишины, я солдат индустриальной войны. Но у нас есть полчаса, полчаса до утра…" — доносятся со сцены до боли знакомые строчки. Каждое слово, пропетое в микрофон, сопровождается бурным взрывом эмоций — чем ближе выступающие, тем более жгучий коктейль синхронно происходящих реакций у танцующих рядом, сзади, вокруг. Козу из двух пальцев вверх никто ещё не кидал: просто не тот случай, но артистов справедливо поощряли громкими возгласами, прыжками, хлопками и восторгом. Находясь в эпицентре происходящего, Озерцова смотрела на экстатическое счастье танцпола и устремляла свой взор на их взрослые, неиспещренные ещё морщинами лица, сверкающие в свете софитов. "Полчаса на то, чтобы быть вдвоём. Чтобы позабыть, что такое сон, и ночной асфальт городских дорог променять на прибрежный песок…" — продолжало звучать под сводами клуба хоровое песнопение. Герман искренне улыбался и обнимал свою избранницу до самого конца наблюдаемого ими концертного номера, сопровождаемого дымовыми струями и светомузыкой. Ведь правду говорят, что важнее всего эмоции, пережитые вместе. Им двоим просто нужно было сменить обстановку, почувствовать романтику ушедшей юности и вновь пережить эти чудесные мгновения. — А знаешь, Глафира, — решил заметить он во время ухода трио со сцены под громовой вой аплодисментов, — хорошо было тогда, на выпускном. Нас тогда приглашению на белый танец учили. — И ты соблазнил звезду класса? — запальчиво спросила Озерцова, смекнув про себя, что в каждом мужчине при помощи лопаты можно откопать романтика. Герман смешно скривил рот и сдвинул брови, — Ну, я тогда только курить умел… Выбрал самую активную из класса, и из всех танцулек запомнились эти "полчаса до утра". Глафира звонко рассмеялась. — Прекрасно, что ты их помнишь. Другой бы уже сказал, "песок сыпется". А мы с тобой — молодцы, от души оторвались сегодня. — Фух… Сейчас у гардероба самая толкотня начнётся — давай в бар завернем, надо больше жидкости. — Ага, кислотно-щёлочной баланс улучшить…