Сначала Вера рассеянно слушала Тосину болтовню. А потом нелепые исторические изыскания Тоси как-то незаметно отвлекли Веру от мрачных ее мыслей, и она невольно посветлела лицом. Все дело было, видимо, в том, что никак нельзя было долго слушать Тосю и предаваться печали: одно исключало другое…
— Любовь, — горько сказала Тося. — Сколько про нее нагородили!.. Я, когда маленькая была, все думала: слаще меда эта любовь, а она — горче горчицы!
— Рано еще тебе так говорить, — остановила ее Вера.
— А оно всегда так: сначала все рано и рано, а потом уж и поздно, а в самый раз никогда не бывает…
— А ты поумнела! — снова удивилась Вера.
Тося отмахнулась от такого поклепа.
— Значит, и ты разочаровалась в любви? — с проснувшимся любопытством спросила Вера.
— Угу… разочаровалась! — охотно согласилась Тося, в глубине души по-детски гордясь тем, что ее чувства можно обозначить таким солидным книжным словом.
— И Пушкину больше не веришь?
Тося смутилась.
— Что ж Пушкин? Он еще в каком веке жил!
А теперь…
Она безнадежно махнула рукой.
— Выходит, переметнулась ты на Анфисину сторону, — осудила Вера.
Сравнение с непутевой Анфисой озадачило Тосю.
— Анфиска вообще… — Тося начертала в воздухе крест, зачеркивая всякую любовь на всем белом свете. — А я… Может, где и есть любовь… — Она дважды взмахнула вытянутой до предела рукой, показывая на далекие, загоризонтные края. — А у нас в поселке нету, за это я ручаюсь!
Тося клятвенно ударила себя кулаком в грудь и поведала самую свежую свою тайну.
— Знаешь, я вообще решила не жениться… это самое, замуж не выходить. А ну их! Будем с тобой дружить — и проживем за милую душу. Вот увидишь! И кто это выдумал, что обязательно надо кого-то любить? Чего в сам деле! Это все одно воображение!.. На жизнь себе я всегда заработаю, а то попадется какой-нибудь пропойца — мучайся потом с ним! Одной спокойней, правда, мама-Вера? Хочу халву ем, хочу — пряники!
Она живо вскочила с койки, нырнула в свою тумбочку, достала оттуда кулек с одним-единственным мятным пряником, разломила его пополам, одну половинку сунула Вере, а другую принялась жевать сама.
— Я мятные уважаю, можно потом зубы не чистить, — поделилась Тося давним своим открытием.
Сказала она это так же горячо и серьезно, как прежде говорила о любви и матриархате. И впервые за все время их беседы Вера улыбнулась, дивясь Тосе и против воли любуясь ею. Она вдруг подумала, что ей труднее было бы жить на свете и переносить застарелую свою боль, если б рядом не было вот этой безалаберной девчонки. Раньше, до встречи с Тосей, Вера уважала людей умных и образованных и даже мужа своего в общем-то полюбила за то, что он был очень вежливым и знал много иностранных слов. И теперь она не совсем понимала, почему так привязалась к Тосе. Глупой ее, конечно, назвать нельзя, но и умом особенным Тося не блещет. Скорей она умна не так головой, как своим сердцем…
— Ты чего это? — заподозрив неладное, придирчиво спросила Тося, и Вера снова подивилась тому, что Тося так хорошо чувствует ее.
— Как там… Илья поживает?
Тося поперхнулась пряником.
— Что ж Илья? Он сам по себе, а я сама по себе. Разошлись, как в море пароходы… Я думала, он страдать будет, убиваться, — разочарованно сказала Тося. — А он даже и не смотрит на меня. Вот пень! Школу забросил, обедать и то не ходит. Похудел весь, одни глазюки остались… — Тося жалостливо вздохнула и добавила с внезапно заклокотавшей в ней яростью: — Все насолить мне хочет: ты, мол, повариха, так вот, на тебе, назло похудею, пусть тебе стыдно будет… Я его, ирода, насквозь вижу!
— Ох и молодая ты еще! — позавидовала Вера.
— Да уж не старуха… И еще взял моду, как воскресенье — так в город правится. Метель, пурга, все ему нипочем. Это он тоже назло мне: вроде скучно ему здесь!.. Может, и завел там симпатию, мне-то что? Думает, я тут все глаза по нем выплачу, дудки! Без него тут легче дышится, воздух чище… Жена механика в ювелирном магазине его видела. Другой бы свой позор переживал, а этот на золотые цацки глаза пялит. Вот человек!
— Тебе никак не угодишь, — сказала Вера, глядя на взбудораженную Тосю. — Приходил извиняться — прогнала…
Тося важно наклонила голову, подтверждая, что такой факт имел место.
— …Оставил тебя в покое — ты опять недовольна! Ну чего ты от него хочешь?
— А я почем знаю? Не надо было спорить!
— Теперь уж поздно…
— Нет, не поздно! — заупрямилась Тося. — Я ему до самой смерти этого не прощу. Что я ему… табуретка?
Тося пнула ногой табуретку Ксан Ксаныча.
— Эх, Кислица ты, Кислица! — по-матерински ласково сказала Вера. — Совсем ты запуталась.
— Есть маленько… — призналась Тося, привычно показала кончик пальца и подытожила затянувшийся их разговор: — Значит, договорились?
— Ты о чем это? — не поняла Вера.
— Здравствуй, Марья, где твой Яков! — изумилась Тося. — Я же тебя целый час агитирую, чтобы ты ирода своего не прощала!
— А я и не заметила, — насмешливо сказала Вера.