Дева в голубом

— Да. — Вспомнив запах горелого человеческого мяса, Изабель тяжело вздохнула. — Эти круглые шляпки такие забавные, — сменила она тему, указывая на стоявших неподалеку женщин. — Вы бы такую когда-нибудь надели поверх платка?

Обе рассмеялись.

— А что, может, когда-нибудь и мы будем их носить и вновь прибывшие будут так же смеяться над нами, — заметила Изабель.

Откуда-то из гущи толпы донесся громовой голос Гаспара:

— Солдаты! Я скажу вам о католиках-солдатах такое, что у вас волосы дыбом на голове встанут.

Улыбка исчезла с лица Паскаль. Она опустила взгляд, все тело ее напряглось, руки сжались в кулаки. Сама она о бегстве не рассказывала, но Изабель знала эту историю во всех подробностях от Гаспара. Сейчас он живописал ее новому знакомому.

— Услышав о резне в Париже, католики в Лионе как с ума посходили и ринулись на наш постоялый двор, собираясь разорвать нас на части, — говорил он. — При появлении солдат я подумал: единственный способ спастись — выставить им вина. Что я сразу же и сделал… «Aux frais de la maison! — во всю глотку орал я. — За счет заведения!» И действительно, это остановило их. Вы же знаете католиков, стакана мимо рта они не пронесут. Отчего и делишки наши шли неплохо. Скоро они надрались так, что забыли, зачем пришли, и, пока Паскаль подносила и подносила им, я собрал весь свой скарб прямо у них под носом.

Паскаль поспешно отошла от Изабель и исчезла за церковной оградой. «Неужели Гаспар не видит, что с его дочерью что-то неладно?» — думала Изабель, пока тот под общий смех продолжал свое повествование.

Вскоре она присоединилась к Паскаль. Ее только что стошнило, она опиралась о стену и нервно вытирала рот. Изабель отметила ее бледность и покрасневшие глаза. Так, все ясно, мысленно отметила она, три месяца. А мужа нет.

— Изабель, вы ведь когда-то были акушеркой? — заговорила наконец Паскаль.

Изабель отрицательно покачала головой.

— Мать кое-чему меня обучила, но Этьен… его семья после брака запретила мне заниматься акушерством.

— Но вы ведь разбираетесь… словом, когда должен родиться ребенок и….

— Да.

— А что, если… если младенец исчезнет, про это вы что-нибудь знаете?

— Вы хотите сказать, если Бог возьмет его?

— Э-э… ну да, это я и имею в виду. Если Бог того пожелает.

— Да.

— А что… есть какая-то особая молитва?

Изабель на мгновение задумалась.

— Встретимся через два дня подле утеса и помолимся вместе.

Паскаль заколебалась.

— Это случилось в Лионе, — выпалила она. — Как раз когда мы бежали. Они слишком напились. Папа ничего не знает…

— И не узнает.

Чтобы найти можжевельник и руту, Изабель пришлось углубиться в лес. Когда два дня спустя Паскаль пришла к утесу, она заставила ее проглотить приготовленное снадобье, опустилась вместе с ней на колени и молилась святой Маргарите до тех пор, пока земля не сделалась красной от крови.

Такова была первая тайна в ее новой жизни.

В первое же Рождество, которое они отпраздновали в Мутье, Изабель обнаружила, что Святая Дева не забыла ее.

Тут было две церкви. Последователи Кальвина захватили католическую церковь Святого Петра, сожгли изображения святых и переделали алтарь. Вместе с каноническими обрядами исчезло аббатство, бывшее на протяжение сотен лет свидетелем множества чудес. Часовня, примыкавшая к нему, l'Eglise de Chaliиres, стала теперь приходом в Перфи, крохотной деревушке рядом с Мутье. Четыре раза в год, на праздники, жители Мутье ходили на утреннюю службу в церковь Святого Петра, а на дневную — в Перфи.

На первое Рождество семейство Турнье, все в черных костюмах, подаренных Паскаль и Гаспаром, отправилось в часовенку. Народу там было столько, что Изабель пришлось стать на цыпочки, чтобы хотя бы попытаться увидеть священника. Впрочем, вскоре она оставила эти попытки и принялась разглядывать настенную живопись над хорами. Картины были выдержаны в зеленых, алых, желтых и коричневых тонах и представляли собой изображение Христа с Книгой Жизни в руках и, чуть ниже, двенадцати апостолов. Ничего подобного Изабель не видела с самого детства, когда ей показали витражи и изваяние Мадонны с Младенцем.

Вновь поднявшись на цыпочки, чтобы разглядеть фигуры, написанные на уровне глаз, Изабель чуть не вскрикнула. Справа от священника было выцветшее изображение Святой Девы, печально вглядывающейся куда-то в даль. Хоть глаза и наполнились слезами, Изабель удалось не выдать своего состояния. Она смотрела на священника, время от времени переводя взгляд на картину.

Дева взглянула на нее, улыбнулась и тут же вновь приняла скорбное выражение. Никто, кроме Изабель, этой улыбки не заметил.

И это стало второй тайной.

С тех пор по праздничным дням Изабель прежде всего направлялась в Перфи, чтобы стать к Деве как можно ближе.

С весенним солнцем пришла третья тайна. Ночью снег растаял, и ручейки с гор побежали вниз, полня водою реку. Потом солнце появлялось на небе вновь и вновь, небо заголубело, трава пошла в рост. Двери и окна можно было держать открытыми, дети выбежали на улицу, дым рассеялся, Этьен жмурился на солнце, как сытый кот, и время от времени улыбался Изабель. Поседевшие волосы старили его.