Ещё одно сравнение он проводит между некоторыми Герметическими трудами и иудейскими и христианскими Писаниями, особенно Книгой Бытия и четвертым Евангелием, а также трудами Филона и Пастыря Герниаса4. «Появление христианства на первый взгляд выглядит как радикальная революция в нравах и верованиях западного мира. Но история не знает внезапных перемен и непредвиденных трансформаций. Чтобы понять переход от одной религии к другой, не следует противопоставлять две крайние точки – гомеровскую мифологию и никейскую символику. Необходимо изучить их промежуточные остатки – многочисленные продукты переходной эпохи, когда первобытный эллинизм, подвергавшийся философскому обсуждению, все больше и больше изменялся, смешиваясь с религиями Востока, которые в то время путались, наступая на Европу. Христианство представляет собой последний этап этого вторжения восточных концепций на Запад. Оно не упало, как молния, на удивлённый и потрясённый старый мир. У него был свой период инкубации; и пока оно искало окончательную форму для своих доктрин, проблемы, к решению которых оно стремилось, в равной степени занимали умы Греции, Азии и Египта. Идеи уже витали в воздухе, и они стали сочетаться во всевозможных пропорциях.
«Многочисленные секты, возникающие в наши дни, могут дать лишь слабое представление о той удивительной интеллектуальной химии, которая основала свою главную лабораторию в Александрии. Человечество выставило на обсуждение огромные моральные и философские вопросы – происхождение зла, судьба душ, их падение и искупление; в качестве приза предлагалась диктатура совести. Христианское решение победило».
Наш критик продолжает различать в книгах Гермеса Трисмегиста то, что, по его мнению, принадлежало соответственно Египту и Иудее. «Когда мы встречаем в этих книгах, – замечает он, – платоновские или пифагорейские идеи, мы должны спросить, извлёк ли автор их из древних источников, откуда Пифагор или Платон черпали их до него; или же они представляют собой элемент чисто греческий. Итак, есть возможность обсудить реальное или предполагаемое влияние Востока на эллинскую философию. Как правило, на основании убеждений самих греков мы склонны преувеличивать это влияние и особенно отодвигать дату его возникновения. Только после основания Александрии была установлена постоянная и последовательная связь между мыслью Греции и мыслью других народов; и в этих обменах Греции пришлось больше отдавать, чем получать. Восточные народы – по крайней мере, те из них, которые вступали в контакт с греками, – похоже, никогда не имели философии, которую можно было бы назвать таковой. Психический анализ, поиск основ знания и моральных законов, а также их применение к социальной жизни, были вещами, абсолютно неизвестными Востоку до вторжения Александра. Выражение о своих соотечественниках, которое Платон приписывает египетскому жрецу: «Вы, греки, ещё дети, и среди вас нет стариков», можно отнести к Востоку и к самому Египту. Научный дух так же чужд этим народам, как и политический инстинкт. Они могут выдержать долгие века, но они никогда не смогут достичь своей мужественности. Это престарелые юноши, всегда находящиеся на ведущих ролях и неспособные как к поиску истины, так и к свершению справедливости.