Дева и Змей

— А зачем Дьерра хотела, чтобы ты танцевал с ней?

Кажется, ей удалось изобразить вполне обычный интерес, без капли ревности.

— Чтобы взлететь, — Невилл вздохнул. — Это слишком сложно, Элис, чтобы я мог объяснить. Не потому, что ты не поймешь, а потому что я не умею. Не боишься? — он взял ее за плечи, развернул лицом к себе. — Знать о том, что ты — единственная, не боишься? Не бойся. Просто — знай. Дьерра мечтает, чтобы ветер стал огнем, иногда так случается, и тогда мы принадлежим друг другу полностью, без остатка. Ты понимаешь о чем я, правда? Дьерра не одна, есть и другие, и это ты тоже понимаешь. Их много. А я могу быть ветром и пламенем, водой и землей, и дождем, и небом, и пустотой космоса. Я могу быть тем, чего им не хватает. Иногда это похоже на любовь. Но только с тобой, моя фея, я могу оставаться собой. И только тебе ничего от меня не нужно. Поэтому забудь, — склонив голову, он смотрел ей в лицо, все он понимал, видел ее насквозь, — забудь о них. Тебе просто нужно время, чтобы привыкнуть к мысли о том, что не только ты — моя, я тоже — безраздельно твой. Сейчас ты не понимаешь, потом — не поверишь, потом — испугаешься. Но когда-нибудь… Когда-нибудь ты поймешь, поверишь, и перестанешь бояться. И с тобой случится самое важное, что может быть в жизни человека или фейри. И я скажу, что люблю тебя. А ты не задумаешься над тем, что ответить.

ГЛАВА VII

“Ребенок может стать вампиром, если мать использует гриву лошади, чтобы освободиться от беременности”

“Сокровища человеческой мудрости” (библиотека Эйтлиайна).

В очень красивом месте поставлен был замок Нарбэ. На горе, заросшей у подножия смешанным лесом, а выше — каменной, грозной с виду. В свете заходящего солнца гора и замок выглядели сошедшими с гравюр Доре. Черная скала, черная крепость, а за ними, над ними — небо, истекающее лавой и расплавленным золотом.

— Ну, как? — довольный поинтересовался Вильгельм.

— Впечатляет, — признал Курт.

— Привозить гостей на закате — добрая семейная традиция. Говорят, германцы склонны к романтизму.

— Правду говорят. Гёте, Вагнер, Гейне…

— Курт, — осклабился капитан, — оставьте! Я солдат, и даже не представляю, о ком вы говорите. Когда речь заходит о романтике, вспоминают германцев, когда речь идет о германской романтике, вспоминают этих троих, словно святую троицу. Представьте, если бы во всех разговорах о вашей стране обязательно всплывали Маркс, Ленин и Сталин, долго бы вы смогли гордиться ими?

— Конечно, — развеселился Курт, — Марксом — особенно.

Дорога пошла через рощу, и замок скрылся из виду, осталось любоваться могучими стволами деревьев, пролетавших мимо их “мерседеса”, как на ускоренной прокрутке фильма. Мелькнула и осталась позади небольшая деревня.

— Город, — обиделся Вильгельм, — город Нарбэ. Полтысячи душ населения, это вам, не кот чихнул. Кажется, так говорят русские?

— Это Георг так говорит? — уточнил Курт. — Ну, ему виднее.

А гора вблизи оказалась не такой уж грозной. Лес, ползущий по склону, выглядел чистеньким и ухоженным, ни единой хворостинки на земле, не говоря уже о буреломе или выворотнях. Скала, вокруг которой вилась дорога, была рыжей от пыли и оттого казалась уютной, а торчащие кое-где прямо из камня маленькие сосенки вызывали теплые воспоминания о Крыме и международном студенческом лагере в горах.

Стены замка, правда, глядели грозно, блестели гладким камнем, подозрительно щурились бойницами. Во рву лениво переливалась черная вода, бывшая когда-то вольной горной речкой. И даже, как убедился Курт, когда шофер распахнул перед ним дверцу и выпустил на свободу из просторного чрева автомобиля, на стенах содержалась в порядке различная оборонная машинерия, которой Курт не знал названий.

— У нас и камера пыток есть, — сообщил Вильгельм, давая гостю возможность оглядеться, — там тоже все механизмы действующие.

— А каменный мешок найдется?

— И даже темница с колодцем. Но без маятника. На мой взгляд, явная недоработка.

— Гостеприимный дом, — одобрил Курт, — и часто вам наносят визиты?

— Вы хотите знать соотношение пришедших и ушедших?

— Хотя бы сравнить физическую целостность “до” и “после”.

— “До” и “после” — это в рекламе микстуры для похудания. Пойдемте, Курт, — Вильгельм улыбался, — к ужину у нас принято переодеваться, но на гостей правило не распространяется. Если дед покажется вам излишне суровым, не обращайте внимания, — это он вас тестирует. Если убредете куда-нибудь один и заблудитесь, оставайтесь на месте и подавайте сигнал голосом. Рано или поздно кто-нибудь вас найдет. Вот, вроде бы, и все для начала.

Встретивший их в бескрайнем холле ливрейный громила, даже не попытавшись изобразить радушие, бесстрастно произнес:

— Добро пожаловать в Нарбэ, господин Гюнхельд.

— Ларж? [43] — пробормотал Курт.

— Пробрало, — удовлетворенно хмыкнул Вильгельм. — Нет, это Вернер, он живой. И пока вы здесь, он отвечает за вашу сохранность.