“Ты моя, и это — неизбежно”. Но нет, постойте, это ведь не означает, что отныне жизнь ее должна принадлежать крылатому призраку детских фантазий? Все сон. Сон наяву. Ночь — это ночь, а день — это совсем другое время. И жизнь — другая.
Район назывался Пренцлауэрберг. И был он застроен неотличимыми друг от друга блочными домами, какие возводились сразу после войны, наверное потому что город нужно было как можно скорее восстановить после разрушительных бомбардировок. А сад назывался Раем Пренцлауэрберга. И одного взгляда на могучие темно-зеленые каштаны, на скамейки в обрамлении кустов сирени и бесконечные тенистые аллеи достаточно было, чтобы понять — рай и есть. Самый настоящий. Жаль, что каштаны уже отцвели.
— Почти все первые этажи уже распроданы под магазины, — сообщил Георг в ответ на вежливое замечание Элис относительно унылости, источаемой, казалось, самими стенами домов, — скоро здесь станет повеселей. Дешевые квартиры скупает молодежь, организуют клубы, в том числе и проамериканские, — он поклонился ей с легкой улыбкой, — слушают вашу музыку, сами играют, всеми силами нарушают общественный порядок. Во дворах расписаны все стены, и уж там-то не скучно. Прогуляйтесь потом, если интересно, только, разумеется, вместе с Куртом.
— Может быть, леди позволит мне быть ее верным рыцарем и защитником? — галантно поинтересовался фон Нарбэ. То есть, вообще-то, Вильгельм. Они — все четверо — сразу договорились называть друг друга по именам, но, глядя на этого подтянутого и невыносимо строгого офицера, Элис приходилось делать усилие, чтобы обратиться к нему вот так, запросто.
А ничего себе у Курта приятели! Кронпринц Георг, и личный пилот Его Высочества капитан Вильгельм фон Нарбэ. Перед титулами, особенно высокими, Элис испытывала почти суеверное почтение. Почему — не знала и сама. Это было, наверное, что-то в крови. Обратная сторона демократии, так говорил отец. Ну а Вильгельм — тут и говорить не о чем, ему даже Георг проигрывал в аристократизме.
Компания, конечно, собралась еще та. Особенно, с учетом того, что ресторанчик, как и район, был не из престижных. Три “белокурые бестии”, причем с двоих: с Курта и Георга можно ваять статуи, как с лучших представителей арийской расы. Вильгельм на фоне этих здоровяков слегка подкачал: и ростом был пониже, и посуше, но компенсировал недостатки внешности ледяным взглядом и чарующе-высокомерной полуулыбкой.
Элис так и подмывало сказать: “Маска, маска, я тебя знаю”. Чего у нее не отнять, так это чутья, и она могла палец отдать за то, что аристократичный пилот не очень уютно чувствует себя в компании человека, с которым его принц, как выяснилось, дружен со школьных лет. Бывает, что тут скажешь. Бывает. Впрочем, внимание фон Нарбэ к ее персоне, его не преувеличенное, искреннее восхищение немножко льстило. За ней никогда еще не ухаживали так ненавязчиво и… рыцарственно, вот!
“Никогда?” — недоверчиво спросила у себя Элис. И уточнила, для себя же: “Люди — никогда”.
И все-таки когда ветви каштанов приглашающе закачались, когда появился в отдалении зеленоволосый юноша, гибкий и большеглазый, в одеждах из листьев и цветов, появился и склонился в поклоне:
— Госпожа, что вся серебро и звезды, снизойдешь ли ты до нас, благословишь ли эту землю?
Элис отвлеклась от разговора с пилотом, тронула за руку Курта:
— Вы почти не ошиблись насчет дриад. Я оставлю вас, господа, — она одарила улыбкой каждого из мужчин. — Курт, когда соберетесь уезжать, просто позовите меня.
И, игнорируя таблички с просьбой не ходить по газонам, отправилась к ожидающему ее фейри.
…— Долго объяснять, — пробормотал Курт на немецком, поймав вопрошающий взгляд фон Нарбэ, — Элис знает, что делает, и поступает так, как считает нужным.
Из уважения к американке, они говорили по-английски, и перейти на родной язык оказалось необыкновенно приятно.
— Ну что, пилот номер один, — хмыкнул Георг, — тогда ты объясни Курту, зачем я позвал тебя с собой. А то он ведь деликатный, сам спросить постесняется.
— Пилот номер один — мой батюшка, — напомнил Вильгельм, — личный пилот Его Величества кайзера.
— И, если не ошибаюсь, именно ваш отец вывез Его Величество в СССР, — вспомнил Курт, — а также Ее Высочество и малолетнего наследника, — он адресовал Георгу преувеличенно почтительный взгляд.
— Не ошибаетесь, — произнес фон Нарбэ чуть теплее.
Курт предполагал, что полностью лед из голоса капитана исчезает, наверное, лишь в беседах с дамами. Да и то не со всеми. Обручальное кольцо на его пальце действовало успокаивающе. Но Элис так улыбалась господину офицеру — Курт, с его помещичьим происхождением, мог рассчитывать на подобную улыбку разве что во сне.
— Вильгельм отчасти еще и телохранитель, — добавил Георг, — в подобных вылазках.
Капитан покосился на него, приподняв бровь, и счел нужным дать разъяснения:
— Когда принц собирается ускользнуть из-под надзора, я непременно ставлю охрану в известность.