Дева и Змей

— Нежный, как девица. И кудри-то — ну, ей богу, шелковые! Что ж ты, сестренка, или мужиков вокруг мало?

Катерина промолчала.

Завернув его в ковер, чтобы не сгорел под закатными лучами, Михаила перенесли в повозку. И успели до темноты, довезли, беспомощного и разъяренного Змея до семейной часовни. Там, в святом месте, он лишился Силы, не смог из-за толстых стен докричаться ни до подданных, ни до сумеречных духов, и там ожидал его Йован Седло, утративший и почтительность, и ворчливую отеческую заботливость. Почти слово в слово повторил он слова бонрионах Полудня:

— Ты остался один, байстрюк. Защищать тебя больше некому, даже дьявол тебя не спасет. И, ясное дело, моей дочери не годится в мужья сын блудливой девки и колдуна. Искать тебя не будут — никому ты не нужен. Умрешь — никто не огорчится. Но у тебя есть золото, и отец твой перед смертью припрятал клад где-то в Арджеше, ты наверняка знаешь — где. Тебе все это уже не пригодится, а вот нам не будет лишним.

Славный ему предложили выбор: озолотить их и умереть быстро, или умереть медленно и все равно озолотить их, потому что когда умираешь медленно, на все согласишься, лишь бы поторопить смерть.

Да, выбор был славный, только время — неудачное. Смерть деда, смерть отца, теперь еще и предательство — все вместе это было сродни трем оглушающим ударам. Михаил не чувствовал страха и не способен был внять голосу рассудка, даже гнев — и тот притупился. Сглодал сердце изнутри и лениво тлел под ребрами. Не гнев уже — остывающий печной уголек.

Конечно же, ему не жаль было золота — все сокровища земные мог он отдать боярину Седло, — и даже не интересно было посмотреть потом, что боярин будет с ними делать. Объяснять это Йовану Михаил не стал. Чтобы не затягивать дело, рассказал людям все, что им было нужно. Освободи они его хоть на минуту из-под власти церковных стен, из-под тяжелых взглядов застывших в камне святых, он, может быть, даже избавил бы их от необходимости своими руками добывать заговоренные клады. Потом убил бы, конечно… но у смертных в любом случае достало ума не поддаться соблазну. Йован с верными людьми отправился забирать чужие богатства. А Стефан остался с Михаилом, дожидаясь отца, и… это был бы самый неприятный месяц в недолгой жизни князя-изгнанника, если бы не успел он после смерти отца, после ухода Гиала привыкнуть к боли. А жить ему было незачем, и умирать не страшно. Может, когда разрушится смертная плоть, станет легче?