* * *
…— Сиогэйли, — повторила Элис.
Прислушалась к слову, склонив голову, пробуя на вкус каждый звук.
— Подменыш. Нет, Невилл, ты ошибаешься… ты очень мудрый, ты все знаешь, но, нет, я — настоящая.
— Конечно, — принц едва не пожелал себе раздвоенного змеиного языка, той самой ядовитой мудрости, позволяющей даже святого подвигнуть на смертный грех, — конечно, ты настоящая. Как все фейри. Как я. Или ты все еще сомневаешься в том, что я существую?
И язык, и чешуя, и гипнотический взгляд змеиных глаз — все это доступно, все это — он сам и есть. Но иной, не такой, каким привыкла видеть его Элис. Этот образ не для нее, он вообще ни для кого уже много, много тысячелетий.
А люди боятся змей.
— Кранн анамха сказали о себе: мы настоящие, — счастье еще, что она не испугалась, серебряная леди, единственная звезда его темного неба, — ты тоже настоящий, но ты… — она колебалась, подбирая слова, с растерянной смущенной улыбкой, словно тоже боялась обидеть, — ты как сон, Невилл. И весь твой мир — это слишком много для меня. Я — человек. И потом, а как же легенды? Подменыши, сиогэйли, это же куклы, наделенные подобием жизни. Они уродливы и болеют, и умирают.
— Как люди, — подтвердил Невилл, — страшная участь, жить, как живут смертные, заточенные в несовершенную плоть, подверженные болезням, обреченные на смерть.
— Но ведь это люди придумывали сказки о подменышах!
— Не придумывали, риалта, переиначивали. Это фейри считают подменышей несчастными и уродливыми созданиями. Но ты прекрасна. И ты можешь стать собой, а это удается немногим, только тем из нас, кто… — он посчитал в памяти, хмыкнул, — только троим из нас, так будет вернее. Баэс способен уходить и возвращаться к себе. Сияющая-в-Небесах вырвалась из человеческой жизни. И ты, Элис. Чем дальше, тем больше ты становишься настоящей. А это значит, что новая сила приходит в наш мир. Может быть, ты и есть та самая Жемчужная Госпожа, из легенд Сумеречных народов, равная Владыкам живым и погибшим. А может быть, ты сказка, еще более дивная, еще менее вероятная, и самая прекрасная из всех существующих сказок. Я не знаю, кто и зачем отдал тебя людям, я не представляю, откуда ты, молитвы каких племен породили тебя, но место твое среди нас.
— С тобой?
— Да.
— Но я человек!
Невилл рассмеялся, покачав головой, опасаясь спугнуть пробуждающуюся в его душе, казалось, давно позабытую нежность:
— Элис, Элис,
В ее красивой головке, под шапкой серых душистых волос роились мысли, очень понятные и очень человеческие мысли. Ожидаемые и предсказуемые сомнения. Конечно, в первую очередь — родители. Отец и мать, любимые, любящие, и невозможность от них отречься. Сумбур красочных образов, то, что можно назвать привычной жизнью, среди них много таких, терять которые не хочется, потерять которые кажется просто невозможным. Но чистыми и ясными линиями ложатся поверх красок дороги фейри, и вновь обретенная способность оставаться на грани между сказкой и явью, и — танец. Их единственный танец.
Ей так хочется узнать больше, ей хочется научиться большему, ей хочется узнать предел его могущества.
Зачем?