Дева и Змей

Все меняется.

– Я научился бояться.

– Да, – согласился Единорог, – власть налагает ответственность. Я так и не спросил у тебя тогда, на что похожа твоя сила?

– Ты спрашивал. Но это не моя сила. Я всего лишь представляю ее. И похожа она на ручей. Чтобы черпать из этого ручья, – Эйтлиайн улыбнулся, – у меня есть замечательное, крупноячеистое решето. К чему эти вопросы, Гиал?

– Давно ты умер?

– Еще интереснее! Я не умер. Меня убили. Если считать, как смертные, и не учитывать лакуны… четыреста восемьдесят девять лет пять месяцев и двенадцать дней назад, – несколько секунд он наблюдал за собеседником, насмешливо щурясь, – что, Гиал, привык жить вне времени?

– Четыреста восемьдесят девять лет, пять месяцев… ни о чем не говорит, – Гиал развел руками, – ты прав, я привык к безвременью. Это много или мало?

– В тридцать раз больше, чем я прожил… живым. Если не учитывать лакуны. Да что тебе с того?

– Хотелось бы знать, кто?

– Она умерла.

– Та девушка? – Гиал задумчиво поднял глаза, взгляд его стал глубоким и туманным. – Простушка, но она была чиста и невинна, и хорошо пела. Мне нравилось, как она поет. Что же сталось с вами, Крылатый?

– Начать с того, что у нее было имя, – язвительно напомнил Эйтлиайн, – ее звали Катериной, и была она вовсе не простушка, а боярская дочь. Помню, ты называл ее принцессой, оправдывая свои музыкальные пристрастия.

– Смертная, – Гиал пренебрежительно взмахнул изящной рукой, – мне нет больше дела до их титулов и родовитости. Но расскажи мне, как это вышло? Ты смеешься сейчас, а ведь я помню – она любила тебя. И чистота ее омрачилась было твоей темной силой, однако и в тебе появился тогда отблеск света. Да, конечно, я помню, – он задумчиво улыбался, – это долго было поводом для шуток. Говорили, что род Дракона тяготеет к смертным. Твой дед, твой отец, наконец, ты сам…

– А о прадеде у вас там не вспоминали?

– Не у нас, Крылатый, ты же знаешь, я далек от народов Полудня почти так же, как от смертных. Не у нас. Но, говоря о твоем прадеде, не могу не напомнить, что и он полюбил Сияющую-в-Небесах, когда она пребывала в Тварном мире, заточенная в человеческую плоть. За что тебя убили?

– Хочется верить, что за идею, – Эйтлиайн подумал, – но очень может быть, что из-за денег. Мы с тобой выше подобных материй и никогда не понимали полезности золота, а между тем, семья Катерины была небогата. Да еще, мне повезло оказаться единственным наследником отцовских земель. Все это довольно сложно, – он помолчал, тряхнул головой. – Ты прав, мы накрепко связаны со смертными. Конечно, земли Тварного мира меня не интересовали, но кому тогда можно было это объяснить? Да и сейчас, если уж на то пошло? Сказать: нет-нет, уважаемые господа, оставьте ваши подозрения, меня не интересуют ваши смешные игры, ибо я принц Темных Путей, я сын Дракона и в моих руках могущество, превосходящее совокупную власть всех земных владык? Это было бы забавно.

– Значит, тебя убили либо за то, что ты человек, либо как раз за то, что ты – фейри, – Гиал, не дожидаясь, пока это сделает хозяин, долил кубки нектаром. – Ты что же, признался ей? Катерине?

– Отчасти… Но и того, что рассказывали об отце, более чем достаточно. Все было сделано по правилам, как положено, когда убиваешь колдуна.

– О… – растерянно вырвалось у Гиала, – я знаю как. Я слышал о подобном. Прости, Крылатый, что пробудил в тебе горькую память.

– Это было пятьсот лет назад, – терпеливо напомнил Эйтлиайн, – настолько давно, что я уже если и захочу – не вспомню. А, восстав из мертвых, – он рассмеялся, – я отомстил ужаснейшим образом, прямо таки в лучших семейных традициях. Так что теперь и вовсе не о чем говорить.

– Мне просто хотелось знать, как шла здесь жизнь, пока меня не было. Я полагал, что в твоем доме появилась госпожа, и мне интересно было, что победило в тебе: свет любви или тьма, свойственная твоей природе. А вместо этого я узнаю о твоей смерти, о том, что та, которая казалась невинной и чистой, как цветок шиповника, стала предательницей и убийцей, тебя же вижу осторожным настолько, что даже во мне ожидаешь ты увидеть врага.

– Скажи еще, что тьма, омрачившая чистоту несчастной Катерины – мои злые происки, и что я сам толкнул ее на путь предательства.

– Вижу, ты думал об этом.

– Я шучу, Гиал!

– Воистину, рада была бы ослепительная Владычица Полудня, узнай она о том, как ты шутишь теперь, мой крылатый друг.

– Что ж, расскажи ей об этом, когда вернешься, мне не жалко, пусть радуется. Так что с этой сиогэйли? Из-за чего переполох, и что известно о ней Владычице? А главное, откуда? Или кто-то из полуденных шлялся в окрестностях замка?

Несколько мгновений Гиал в замешательстве смотрел на собеседника, словно не поняв вопроса. Потом удивленно рассмеялся, будто рассыпались золотые искры: