Она, должно быть, заметила, что он вздрогнул, и погладила его по руке, словно залечивая рану.
— Он очень вам дорог, да?
— Я был для него братом, ближе данного Господом.
Даже в полумраке было видно, как она побледнела при упоминании Ричарда.
— Ника, скажите, что там написано, — настойчиво потребовал он, сжимая ее плечи, но она только покачала головой. — Прошу вас.
— Не могу. — Взглядом она умоляла его понять. — Я обещала.
— Хорошо. Пускай ваш секрет остается секретом.
Отпускать ее не хотелось. Взяв полные пригоршни ее медовых волос, он пропустил их сквозь пальцы. Она расправила плечи.
— Я должна признаться вам о другом.
Он отпустил ее волосы.
— Если хотите исповедаться, разбудите монаха. — Выслушивать очередные признания о нарушенных постах было выше его сил.
— Когда вы смиритесь с тем, кто вы есть?
Дьявол или Спаситель. Целиком она его не воспринимала.
— Когда вы смиритесь с тем, что я не такой?
Отблеск свечи ласкал ее щеку.
— Но мое признание касается вас.
Тлевшее в животе желание познать не только ее тело, но и мысли, переросло в острую потребность.
— Что ж, — пророкотал он. — Тогда я его выслушаю.
— Отвернитесь и не смотрите на меня, пока я буду говорить.
Я дьявол, а не святой! — рвалось у него с языка, но когда ее спина прижалась к его спине, он онемел. Под кожу проник жар ее тела, и под осуждающим взором Богоматери он ощутил себя мучеником, приговоренным к сожжению на костре.
— Теперь спросите, в чем я хочу признаться.
— В чем… — Слова камнем застряли в глотке. — В чем вы хотите признаться? — Пара-другая молитв, несомненно, искупит любые ее прегрешения — кроме тех, что она совершит с ним.
— Я думаю о вас по ночам.
Гаррен стиснул кулаки в попытке обрести над собою контроль.
— И что же?
Она развернула его кулаки и переплелась с ним пальцами.
— Я лежу в темноте и представляю, что вы лежите со мной рядом.
Он неловко повел бедрами, чтобы стало свободнее в шоссах, которые под напором плоти угрожали треснуть по швам.
— Ника…
— Погодите. Еще рано отпускать мне грехи.
— Я вообще не могу этого сделать.
— Это должны сделать или вы, или Господь.
На алтарь упала капелька воска. В дрожащем свете свечи раскрашенные синим глаза Богоматери блестели слезами. Я спас ее, Боже, подумал он, ошарашенный силой заполонившего его гнева. Ты ее не получишь.
— Тогда я.
Ее ладони слегка вспотели.
— Я чувствую на себе ваши руки. Представляю, как вы меня трогаете. Однажды я даже… — Она сжала его пальцы. — Однажды я трогала себя и мечтала, чтобы это были вы.
Из него будто вышла разом вся кровь.
Стоя с расставленными ногами, он, до предела твердый, беспомощно уставился вниз, не в силах совладать с тем, как отзывается на нее его тело.
— Где?
— Одну руку я положила на грудь, а вторую… — ее голос, казалось, вещал у него внутри, — вторую себе между ног.
Мир резко остановился. Тело закричало от желания. Он страстно захотел обнять ее. Осыпать ее ласками. Овладеть ею. И, пока не поздно, оставить. Пока у него есть на то силы. Пока Господь не успел ее отобрать.
Она ощутимо ослабла, опустошенная своим признанием, и ее ладошки выскользнули из его рук.
— Гаррен, что все это значит? Что мне делать?
Он повернулся и утонул в ее глазах, которые уже не горели ни верой, ни вызовом. Ее взгляд отчаянно цеплялся за него, как цеплялись только что пальцы.
— Закройте глаза. Покажите мне, где вы себя трогали.
— Я не могу.
Он обнял ее, лаская волосы дрожащими пальцами.
— Покажите.
Она вжалась в него, закрывая доступ к своим секретным местечкам, и пробормотала где-то около его сердца:
— Не могу.
— Я помогу вам. Только не открывайте глаза, что бы вы ни почувствовали. —
Большим пальцем он приласкал ямку у основания ее шеи, проник за ворот ее балахона и расправил ладонь, стараясь не задевать налитые груди.
— Здесь?
Она покачала головой.
— Покажите, где.
Она сместила его ладонь ниже и выдохнула, когда он через сорочку смял ее грудь.
— Здесь?
С закрытыми глазами она кивнула, по-прежнему держась за его руку. Он пропустил между пальцами кончик ее груди и легонько сжал, отчего она пискнула и часто задышала, толкаясь грудью в его ладонь.
Просунув вторую руку под низ ее балахона, он тронул поверх сорочки источник тепла в месте, где сходились ее ноги.
— И здесь?
Она напряглась, но не ответила, а просто зажала его ладонь между своими прохладными пальцами и жаром потаенного центра своего существа.
— Покажите мне, что вы делали, Ника.
Он ждал, не дыша, пока она к нему привыкнет, и когда она, вместо того, чтобы его направить, подалась бедрами ему навстречу, прижал увлажненную ткань сорочки к ее горячему естеству.
— Вот так? — Он вошел в нее кончиком пальца и ощутил, какая она мокрая.
Отдернув руку, она обняла его за шею и отвела бедра назад. Его палец выскользнул наружу. Верная своему обещанию, она не открывала глаз.
— Только это было не так прекрасно.