Дева и плут

Боже, он даже не отрицает. Но отчего-то она испытала не страх, а сердечную боль — за него.

— Не волнуйтесь. За вчерашнюю ночь я понесу полноценное наказание. Трех дней воздержания от пищи должно быть достаточно.

Глупые слова. После того, как вчера она увидела камни, которые стояли здесь со времен сотворения мира — камни, среди которых витали древние духи, — резные изваяния святых и церковные витражи отдалились, стали смутными воспоминаниями.

— Я запрещаю вам голодать. Не хватало только, чтобы по дороге вы падали в обморок.

— Господь придаст мне сил.

— Да, если его чуть-чуть подтолкнуть, — молвил он мрачно. — Вы сегодня завтракали?

— Я не голодна.

Он порылся у себя в котомке, достал сухарь и бросил ей в руки.

— Ешьте.

— Нет! — Ловя сухарь, чтобы он не упал на землю, Доминика нечаянно выронила и перо, и пергамент. Перо чиркнуло по листу, оставляя кривую, похожую на паучий след, чернильную линию. — Смотрите, что вы наделали. Вот, заберите обратно. — Она протянула ему сухарь, но Гаррен уже развернулся и пошел прочь.

— Помогите! Кто-нибудь, на помощь! — раздался истошный вопль.

Кричали откуда-то из-за стены. Посмотрев в направлении голоса, они увидели седовласого человека, который, шатаясь, брел через топкую пустошь.

Ральф.

— Помогите, — еще раз простонал он и упал навзничь.

Перемахнув через стену, Гаррен догнал его, забросил его руку себе за шею и поволок в лагерь. Вторая рука Ральфа лихорадочно металась в воздухе — вверх, вниз, влево, вправо, — творя крестное знамение для отвода нечисти.

Доминика подула на пролитые чернила, сложила письменные принадлежности в котомку и, зажав в кулаке сухарь, бросилась за ними вдогонку.

В лагере Гаррен положил свою ношу возле погасшего костра, от которого тонкой струйкой уходил в утренний воздух дымок. Выражение лица Ральфа было диким. Покрасневшие глаза никого не замечали перед собой. Он пребывал в каком-то своем, ведомом ему одному мире.

Сестра взяла его за плечи.

— Ральф, с вами все в порядке?

Остальные паломники держались на отдалении и взирали на Ральфа как на ожившего мертвеца.

Гаррен помахал перед его пустыми глазами рукой.

— Ты понимаешь, где ты и кто мы такие?

— Я провел ночь один на болоте, и мне явился Господь.

Вид у него был настолько безумным, что Доминику пробрала дрожь. Кто явился ему посреди ночи — истинный Бог или древние языческие божества?

Ральф поднял глаза на сестру Марию.

— Он вернул мне мою душу.

— Господь милосерден, — проговорила она, обнимая его и баюкая как маленького ребенка.

На грудь Ральфу прыгнул Иннокентий и своим маленьким розовым языком принялся слизывать с его лица слезы. Доминика дернулась было ему на помощь, но Ральф — тот самый Ральф, который раньше недолюбливал пса — теперь гладил его, насколько позволяли его трясущиеся руки.

Люди молчали. Вчера туман был до того плотным, что поглощал все звуки. Сегодня же стенания Ральфа могли донестись, пожалуй, до самого Эксетера.

Взгляд Ральфа медленно прояснился. Будто очнувшись ото сна, он ощупал плечо Гаррена, а сестру тронул за щеку.

— Вы настоящие? Где я?

— Ты в безопасности. Расскажи, что произошло, — сказал Гаррен.

— Когда я ушел, поначалу вокруг был только туман. Я бродил в этом тумане совершенно один. Ничего не было видно. Ничего не слышно, — вещал он жутким замогильным голосом. — Потом меня окружили тени. Услыхав их вопли, я понял, что это души грешников, томящиеся в аду. Бесы заживо сдирали с них плоть. Они горели в огне. Кричали словно умалишенные. Проклятые навечно, они корчились в неописуемых муках. — По его морщинистым щекам, огибая кривой нос, обильно текли слезы. — Господь показал, что ждет меня впереди. Куда я попаду после смерти.

По ногам Доминики пополз холод. В груди стало тесно. Как не похож Господь, которого он описывал, на того, чей спокойный и ровный голос направлял ее сердце.

— Тогда я начал молиться, — продолжал он, рыдая. — Я попросил Господа направить меня, и Он приказал покаяться во грехах — покаяться искренне, всем сердцем. — Он понурился. — Знаете, сестра, я ведь пошел в паломничество не по своей воле. С вами присутствовало только мое тело, но не душа. Но Господь сказал, что этого недостаточно.

— Истинно так, дитя, — еле слышно молвила сестра, словно обращаясь к самой себе. — Господь приемлет только полное покаяние.

— Теперь-то я это понимаю. Я упал на колени и попросил прощения за то, что избивал жену. За то, что сломал ей руку. Поклялся, что больше не возьму в рот ни капли спиртного. И Бог простил меня. — Глядя в его вытаращенные глаза, Доминика впервые обратила внимание, что они голубого цвета. — Простил и вывел меня к вам.

— Почему вы решили, что Он простил вас? — спросила она. — Ведь рядом не было священника, чтобы отпустить вам грехи.

Его изувеченное лицо расплылось в блаженной улыбке.

— Потому что на меня снизошел покой. — Неожиданно он выпучил глаза еще сильнее и схватил Гаррена за одежду. — А потом с неба раздался голос: «Следуй за Спасителем. Он выведет тебя в безопасное место».

Гаррен с трудом отцепил его скрюченные пальцы.