— Он никогда не покидает Блаженную Ларину. Я отвожу ему все, что нужно. Еду, свечи, вино. — Он по-детски горделиво улыбнулся. — Я позабочусь о сестре Марии сам. Как в прошлый раз, когда она приезжала. — Он вздохнул. — Давным-давно.
Она только молча кивнула. Раньше, когда она грустила, ее утешал Иннокентий, но сегодня он весь день лежал, положив морду на лапы.
Гаррен и Джекин, сбросив рубахи, копали бок о бок могилу. Ритмичные удары лопат и шлепки комьев земли перекликались с рокотом волн. Она черпала в нем утешение, глядя на изгиб его плеч, вспоминая, как его тугие мышцы вздрагивали под ее ладонями. Когда он отвернулся, ей почудилось, что у него на спине, на глазах у всех, проступили слова, которые она написала. Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему.
К ней по очереди подходили паломники. В один голос проговорили что-то братья Миллеры, потом прошептала слова соболезнования Вдова. Подошел и Ральф. Стоя над нею с покрасневшими глазами, он неуверенно мял на груди тунику.
— Ты не поможешь мне кое-что написать? Хочу, чтобы Блаженная Ларина знала, что сделала для меня сестра Мария и как сильно она хотела попасть сюда.
Она покачала головой.
— Я не могу сейчас писать. —
Последним вразвалку приблизился лорд Ричард, чтобы произнести очередную ложь. Он не помогал копать могилу, боясь, очевидно, запачкать свои костлявые руки.
— Она была примером для всех нас. — Доминика окинула взглядом его узкое лицо с бегающими глазками и низким лбом в поисках хоть какого-то сходства с его отцом. Ее отцом. — Ну ничего, в святилище тебе полегчает.
— Мы с Гарреном сходим туда завтра, после отлива. —
— Я пойду с вами. — Он похлопал ее по плечу. — Не терпится помолиться о выздоровлении брата.
— Но вам нельзя! — Передать послание в его присутствии будет невозможно. — То есть, третьей должна была быть сестра, но теперь…
— Теперь третьим буду я, — с ухмылкой закончил он. — Втроем и помолимся.
Она в отчаянии оглянулась на Гаррена.
— Наверное, сперва нужно спросить разрешения у брата Иосифа.
— Не беспокойся. Я уже обо всем с ним договорился. — Перед уходом он сжал ее плечо так цепко, что это больше походило на щипок.
Из хижины вышли Джиллиан и Вдова, которые облачали тело сестры перед погребением.
— Она готова, — сказала Джиллиан. — Хочешь побыть с нею наедине?
Доминика кивнула.
В сыром полумраке мерцал огарок свечи. Иннокентий, увидев, что она вошла, не двинулся с места. Миниатюрное тело сестры было завернуто в саван и казалось даже меньше, чем было раньше, словно душа, покидая его, забрала с собой часть ее физической сущности.
— Я пришла попрощаться, — проговорила Доминика в тишину пустой комнаты. — Только я уже не та, кем была вчера. Я выбрала другую дорогу, не такую, как у тебя, но я знаю, что ты меня поймешь.
От разговора с сестрой стало легче.
— И еще я хочу сказать тебе спасибо. За все. Даже за жизнь, хоть я и не знаю, что теперь с нею делать.
Она прислушалась, ожидая какого-нибудь звука или знака, который принес бы ей такое же умиротворение, какое она нашла в объятьях Гаррена. Даже сейчас она надеялась на благословление сестры. Но сестра отошла к Богу. Она не вернется к Нике.
Вздохнув, она встала. Пора было начинать погребальную церемонию.
***
Гаррен лежал с закрытыми глазами. Мышцы крутило после рытья могилы. Весь обратившись в слух, он ждал, когда дыхание паломников станет ровным и можно будет выбраться из хижины.
Приоткрыв один глаз, он окинул комнату осторожным взглядом.
Доминики, которая легла в закутке брата Иосифа, он не увидел, но все остальные уже спали, растянувшись на земляном полу — уставшие от путешествия, уставшие от смерти, уставшие так сильно, что спешили забыться сном, лишь бы скорее закончился этот долгий день и наступило завтра. Мерное рокотание волн сглаживало кашель и храп.
И только Ричард, заложив руки за голову, все еще моргал в потолок.
Днем, пока они рыли могилу, а после засыпали ее землей, Гаррен следил за его маневрами. Ричард хотел попасть в первую группу паломников, которые завтра должны были ползти к острову. Он не стал спорить. Время было на исходе. Чтобы добыть перо и добиться для Уильяма правосудия, он отправится в усыпальницу сегодня же ночью.
Один.
Он снова взглянул на Ричарда. Лицо у того наконец-то обмякло и подрагивало от храпа.
Пора.
Зажав в кулаке свинцовую ракушку, Гаррен выскользнул наружу. На берегу он надел ее на шею, а потом столкнул одну из лодок брата Иосифа в воду.
Плыть до острова пришлось дольше, чем он ожидал. Сильный ветер, прорвавшийся с запада, разогнал дневную морось и теперь сражался с ним за контроль над лодкой. Превозмогая засевшую в плечах боль, Гаррен работал веслами и боролся с волнами, нескончаемыми и безжалостными, как стрелы английских лучников, которые обрушивались на легионы французских солдат при Пуатье.
Он вспомнил о том, что случилось утром, и чувство вины захлестнуло его подобно волнам, которые раскачивали лодку.
Эти три слова изменили все.