Deus ex machina. Бог из машины

       Надо было предупредить Кастрицу, что они не пойдут, что они очень опасны для него и поющей бороды, но скованность была непреодолимой и начинала душить. Полицейский ухватил ее за онемевшее плечо и резко поднял в воздух – она начала парить, зависнув над пропастью под ее ногами, и лишь крепкая рука удерживала от неминуемого падения.

        «Если есть вопросы... к дороге... могу обещать... задавайте их прямо сейчас... уходим... потому что тянуть не стоит... Адам Сергеевич... прекрасный уход... надо торопиться... я вас провожу...»

       Она боялась, что Серый отпустит руку, и на этом все закончится.

       Приближающийся бесконечно долго визг был уже совсем рядом, и его обязательно надо было остановить, потому что пищит ядовитое тельце летящей пули, когда ее крохотная горячая спинка трется о густой воздух. Мимолетное прозрение на мгновение вырвало сознание из цепкого небытия, и Ольга открыла глаза, чтобы увидеть, как пуля, вскрикнув, проткнула плоскость грязного стекла над ее головой и вонзила свое жало в затылок доктора Кастрицы. Расплескавшись о хрупкую кость, умирающий кусочек металла проломил череп маленьким отверстием и вылетел с обратной стороны, вырвав из лица человека лопнувший глаз. Остудив в крови жар, изуродованная, почти плоская пуля запрыгала в звонком танце по полу, наскакивая временами на холодную стену, в которой оставила щербатую ямку, словно пытаясь забраться в нее, но так и замерла мертвая, обретя покой.

       Тем временем, разбитое окно над головой с опозданием захрустело ломкими трещинами и в сверкающем фонтане стеклянной пыли и бликах острых сломов стало осыпаться дождем осколков. Иные слепыми ножами беззубо клацали по камню в поисках жертвы, но лишь один, изогнув свою плоскость яростно лизнул Ольгу пламенем пореза, который раскроил комбинезон и глубоким рубцом полоснул правый бок от груди до середины живота.

       Кожа на краях раны отпрянула в стороны, открыв сочащуюся кровавой слюной розовую рану.

       Грузно упал обмякший доктор Кастрица, и его борода в последний раз огласила вселенную печальными шорохами, торопливыми в прощальной песне.

        «Какой идиот стрелял»,– гудели голоса, сталкиваясь упругими звуками и тревожа слух.

        «Его кто-то убил...»

        «Их нельзя упустить...»

        «Ольга, ты ранена...»

        «Кто-то стрелял...»

        «Бросьте ее – это царапина...»

        «Что у вас произошло...»

        «Ей надо помочь...»

        «Задержите их...»

       И тут мир затих, надорванный обилием шума.

       Беззвучно бегали солдаты, и шевелились губы Серого, который трогал ее резаную рану, прижимая к ней белую сухую ткань, жадно пьющую кровь, что доставляло сильную боль.

       – Почему ты всегда так груб со мной?– спросила Ольга, но знала, что никто ее не услышит.– Ты заставляешь меня страдать, а ведь я полюбила тебя с того первого дня, как мы встретились. Помнишь? Я еще нагрубила тебе? Как это глупо... Но почему ты остался таким после сегодняшней ночи? Разве для тебя это ничего не значит? Или я ничего не значу?

       Из комнаты выбежали девушки, грациозно двигая красивыми телами. Заливая все ярким светом вспышек, по ним начали стрелять солдаты. Пули прыгали и сновали кругом, а она радовалась, что не слышит этого. Однажды грохот выстрелов очень напугал ее и потом долго преследовал, застряв в голове, и только прикосновения теплого воздуха и едкая гарь жженого пороха остались доступны ей теперь.

       Одна девушка упала прямо на нее и присевшего рядом полицейского, пораженная многочисленными уродливыми язвами ран, от которых исходил сладковатый аромат теплой крови. Но остальные ловко набросились на солдат, оттесняя их вглубь коридоров, пока не скрылись из поля зрения.

       Ольга видела как упал доктор Петкевич, удерживая разорванное горло и заливая стены, между которыми он метался, кровью.

        «...Уходим... Врач... к дороге...»

       Весь хаос был безразличен кроме несчастной девушки, пытавшейся подняться.

       Ольга прониклась к ней состраданием, неуверенными движениями помогая встать. Они обе беспомощно копошились, лежа на грязном кафеле, а что-то кричавший полицейский старался их разнять. Он низко склонил лицо к ней и яростно зашевелил губами, на что его напарница смогла ответить лишь слабой улыбкой. Она не могла ему объяснить, почему так важно помочь раненой девушке. А та, резко изогнувшись, повернула лицо к эксперту и облевала его яркой дымящейся слизью. Там, где жидкость попала на руку полицейского, заклубился едкий дым. Серый выпрямился, гримасничая от боли, и высоко поднял обугленную кость, которая таяла на глазах, растекаясь огненными капельками. Здоровой рукой он направил раструб магнитной ловушки на несчастную роженицу, закатывая налитые кровью от напряжения глаза.

       Ольга быстро изогнулась, прикрывая ту своим телом, и почувствовала сильнейший удар боли, который сжал ее и парализовал настолько, что даже мысли в голове застыли глыбой льда. Захваченная в плен силовым лучом женщина могла лишь обреченно наблюдать из глубины своей неподвижности.

       То, что произошло потом, было ужасно, насколько это слово может выразить всю степень развернувшейся трагедии и ее иронию.