Детство Иисуса

Мальчик берет книгу в руки, открывает на том же месте, где Дон Кихот на веревках, вперяется в напечатанный рядом текст.

– Покажи мне, – говорит он тихонько.

– Что показать?

– Покажи конец главы.

Он показывает конец главы.

– Видишь, вот начинается новая глава, под названием «Don Pedro y las marionetas», «Дон Педро и куклы». Пещера Монтесиноса позади.

– Но Дон Кихот показал Санчо рубин?

– Не знаю. Сеньор Бененгели не говорит. Может, да, а может, и нет.

– Но на самом деле у него был рубин? На самом деле он пробыл под землей три дня и три ночи?

– Не знаю. Может, для Дона Кихота время не то же самое, что для нас. Может, для нас – мгновение ока, а для Дона Кихота – эпоха. Но если ты веришь, что Дон Кихот вознесся из пещеры с рубинами в карманах, может, тебе стоит написать свою книгу и там про это рассказать. И тогда мы сможем вернуть книгу сеньора Бененгели в библиотеку и почитать твою. Но, увы, прежде чем писать свою книгу, тебе придется научиться читать.

– Я умею читать.

– Нет, не умеешь. Ты умеешь смотреть на страницу, шевелить губами и сочинять в голове истории, но это не чтение. Когда читаешь по-настоящему – читаешь, что написано на странице. Придется отказаться от собственных фантазий. Придется перестать валять дурака. Придется перестать быть младенцем.

Никогда прежде не говорил он с ребенком так прямо, так резко.

– Я не хочу читать по-твоему, – говорит ребенок. – Я хочу читать по-своему. Жил человек с двойной буждой и тырбырмырпырсыр нуждой, когда верхом, то он был конь, когда пешком, то он был понь.

– Это сплошь чепуха. Нет никакого поня. Дон Кихот – это не чепуха. Нельзя выдумывать чепуху и делать вид, что ты это вычитал.

– Можно! Это не чепуха, и я умею читать! Это не твоя книга, а моя! – И он хмуро и яростно листает дальше.

– А вот и нет. Это книга сеньора Бененгели, он подарил ее миру, и принадлежит она всем нам – в одном смысле нам всем, а в другом – библиотеке, но не тебе одному в любом смысле. И перестань рвать страницы. Ты почему так грубо с книгой обращаешься?

– Потому. Потому что если я не поспешу, будет дыра.

– Где будет дыра?

– Между страницами.

– Чепуха. Между страницами дыр не бывает.

– Дыра есть. Она внутри страницы. Ты не видишь, потому что ты вообще ничего не видишь.

– Прекратить немедленно! – говорит Инес.

На миг он думает, что это она ребенку. На миг он думает, что наконец-то она собралась отчитать ребенка за упрямство. Но нет, это его она прожигает взглядом.

– Я думал, вы хотите, чтобы он научился читать, – говорит он.

– Не ценой вот такой перебранки. Найдите другую книгу. Найдите книгу попроще. Этот «Дон Кихот» ребенку труден. Верните ее в библиотеку.

– Нет! – Ребенок крепко вцепляется в книгу. – Не отдам! Это моя книга!

Глава 20

С тех пор как Инес въехала в квартиру, та утратила свой некогда аскетичный вид. Вообще-то даже стала захламленной – не только из-за обильного имущества Инес. Хуже всего в углу возле кровати мальчика, где стоит картонная коробка, набитая предметами, которые он собирает и приносит в дом: камешки, сосновые шишки, увядшие цветы, кости, ракушки, глиняные черепки и железяки.

– Не пора ли выбросить этот хлам? – спрашивает он.

– Это не хлам, – говорит мальчик. – Это вещи, которые я спасаю.

Он слегка пинает коробку.

– Это мусор. Нельзя спасти все, на что натыкаешься.

– Это мой музей, – говорит мальчик.

– Куча старого хлама – это не музей. У вещей должна быть какая-то ценность, тогда они попадают в музей.

– Что такое «ценность»?

– Если у вещи есть ценность, это означает, что люди в целом дорожат ею и все считают, что эта вещь ценна. Старая битая чашка не имеет ценности. Ею никто не дорожит.

– Я ею дорожу. Это мой музей, а не твой.

Он смотрит на Инес.

– Вы это благословляете?

– Оставьте его в покое. Он говорит, что ему жалко старые вещи.

– Нельзя жалеть старую чашку без ручки.

Мальчик смотрит на него непонимающе.

– У чашки нет чувств. Если ее выкинуть, ей будет все равно. Она не обидится. Если тебе жалко старую чашку, можешь заодно пожалеть… – он отчаянно озирается по сторонам, – небо, воздух, землю под ногами. Все можешь пожалеть.

Мальчик продолжает таращиться.

– От вещей никто не ждет, что они будут вечные, – говорит он. – У всякой вещи – свой естественный срок. У той старой чашки была славная жизнь, а теперь ей пора на покой, уступить место новой чашке.

На лице у мальчика появляется упрямство, с каким он теперь хорошо знаком.

– Нет! – говорит он. – Пусть она будет у меня! Я тебе не дам ее забрать! Она моя!

Инес уступает ему по всем фронтам, и мальчик мнит о себе все больше. Ни дня не проходит без спора, без криков и топанья ногами.

Он подталкивает ее отдать его в школу.

– Эта квартира делается ему мала, – говорит он. – Ему необходима встреча с миром. Ему нужны горизонты пошире. – Но она продолжает упорствовать.

– Откуда берутся деньги? – спрашивает мальчик.

– Зависит от того, какие деньги ты имеешь в виду. Монеты делаются на монетном дворе.

– Ты на монетном дворе деньги получаешь?

– Нет, я получаю деньги от казначея в порту. Ты сам видел.