Детство Александра Пушкина

Ожидая родов дочери, Марья Алексеевна приехала из Петербурга к молодым и взяла в свои опытные руки их хозяйство, к ведению коего они не имели особой охоты. К тому времени Сергей Львович уволился из полка в чине гвардейского капитан – поручика, по армии равного майору. Он и раньше – то не питал большой склонности к военной службе, а после кончины государыни императрицы Екатерины Великой и воцарения Павла I строгие порядки в гвардии с бесконечной муштрой и вовсе показались ему несносными. Соблюдение всех правил и регламентов было для него тяжкой обязанностью. Однажды, беседуя с однополчанами у камина, он по рассеянности стал помешивать угли своей офицерской тростью, а на другой день командир язвительно заметил ему, что лучше б уж он пришёл на дежурство с кочергой. Другой раз капитан – поручик Пушкин забыл надеть положенные по уставу перчатки… По – настоящему его, как и жену, интересовали литература, музыка, театр, искусство, танцы и светские развлечения. Это был их мир, в котором им было хорошо и уютно.

Когда Сергей Львович подошёл к дому, колокольный звон уже умолк. Сквозь птичий щебет послышался весёлый смех полуторагодовалой Оленьки и звонкий лай моськи Жужу. Собачка, подаренная жене, когда та была ещё невестой, теперь привязалась к дочке и позволяла ей делать с собой что угодно. Увидев отца, Оленька побежала к нему с радостным криком: «Папа́! Папа́!» Умилившись её нарочито французскому выговору с ударением на последний слог, он подхватил малышку и расцеловал, потом, заметив озабоченное лицо её няни Арины, спросил:

– Ну что там? Как Надя?

– Началось, барин! Доктор сказали, к закату разрешится.

Взволнованный отец передал дочку няне и пошёл в дом, забыв про трость, которую уже пробовала на зуб Жужутка.

– А барыня не велели Вас к ней пускать, – услышал он вслед и вспомнил, что и при рождении дочки жена не хотела, чтоб он видел, как страдание искажает её красивое лицо.

Вздохнув, Сергей Львович пошёл к себе переодеться. Потом он без особого аппетита отобедал и в кабинете начал было читать книгу Вольтера, но мысли о жене не дали ему сосредоточиться. Понимая, что помочь ей ничем не может, что подле неё теперь и Марья Алексеевна, и доктор, и слуги, он протомился так около часа, затем снова оделся, вышел из дома и, взяв извозчика, направился в Огородники сообщить новость матушке. У неё до времени хранилось золотое колечко, заранее купленное им для жены. По натуре он был скуповат, но ради такого случая денег, конечно, не пожалел.

Ольга Васильевна новостью была и обрадована, и озабочена. Она сразу велела закладывать дрожки и сама поехала к невестке. Сергей Львович остался, чтобы скоротать время с младшей незамужней сестрой Лизой. Она сыграла на клавикордах недавно разученную пьесу и завела с братом оживлённый разговор о малозначительных светских новостях. Впрочем, Лизино увлечение молодым переводчиком коллегии иностранных дел Матвеем Сонцовым явно заслуживало внимания.

Прогулявшись с сестрой в небольшом садике и почаёвничав, Сергей Львович простился и хотел уже ехать домой, но, услышав звон к вечерне, донёсшийся с колокольни приходской Харитоньевской церкви, передумал. С детских лет он ходил с матерью, братьями и сёстрами по воскресеньям и праздникам на службу в Троицкий храм на Божедомке, но стоять и литургию, и вечерню в один день было не в его обычае. А теперь ноги сами понесли его к Харитонию Исповеднику помолиться о благополучном разрешении жены.

За молитвой служба протекла незаметно, и когда Сергей Львович вышел на улицу, солнце клонилось к закату. Он кликнул извозчика и поспешил домой.

– Что Надя? – спросил он с порога у матери, вышедшей в переднюю из комнаты жены.

– Уже скоро, – ответила Ольга Васильевна и, дав распоряжения прислуге, вернулась к невестке.

Этот последний час показался ему самым томительным, а светлый летний вечер бесконечно долгим. Солнце бросало последние лучи через окно гостиной на старинные ганнибаловские клавикорды, привезённые Марьей Алексеевной из Петербурга. На них для мужа и гостей иногда музицировала Надежда Осиповна. Из детской доносилась протяжная колыбельная: няня Арина укачивала похныкивающую Оленьку. Сергей Львович прислушался:

Ай, баю – баю – баю!
Не ложися на краю,
Ты ложись у стеночки
На мягенькой постелечке.
Баю – баюшки – баю!
Не ложися на краю.
Придёт маленький волчок
И ухватит за бочок…

Похожую, но не точно такую песенку пела и ему в детстве крепостная няня. Он подумал, что именно под эту колыбельную засыпала его Надя, когда была маленькой, ведь Арина происходила из села Кобрина, петербургского имения Марьи Алексеевны, где росла жена.