Детский мир

Женщина была в белой рубашке, заправленной в чёрные брюки-галифе, в чёрной шляпке таблеткой с кокетливо откинутой вуалькой, в высоких сапогах и с неизменной двустволкой. Однако, при всём при этом, она сидела в инвалидной коляске, которая устрашающе скрипела, кряхтела надсадно, словно столетняя старуха, давно отжившая свой век.

Да и сама Полина Ивановна выглядела ненамного моложе своего транспортного средства. За те несколько недель, что я её не видела, она очень сильно постарела и осунулась. На коже появились старушечьи пигментные пятна, пальцы, удерживающие ружьё, подрагивали, а в рыжих волосах отчетливо проглядывали седые пряди.

Неизменным остался только стиль и характер.

– Разврат хоть был? – молодо блестя голубым глазом, поинтересовалась тётя Поля и одобрительно хмыкнула, глядя на шею Арсения. – Можете не отвечать. Вижу, что был.

Лёшка подкатила кресло к окну и попыталась незаметно выскользнуть из комнаты.

– Стоять! – рявкнула Полина Ивановна и недовольно спросила то ли у меня, то ли у Лёшки, то ли у воздуха, заполнившего пространство между нами: – Что ж вы у меня такие болезные все, а?

Я смотрела на женщину, искренне не понимая, что могло приключиться с ней за те несколько недель, что я её не видела. Вскользь посмотрела на обиженного Северова, говоря безмолвно: «Не обижайся, любимый. Я всё скажу, я покажу и докажу. Замучаю тебя своими признаниями, достану, требуя доказательств любви, но не сейчас. Прости».

Парень устало вздохнул и погладил рукав моего халата, когда я поднялась с кушетки, чтобы подойти к Полине Ивановне, уже открывшей для меня свои объятия.

– Тётя Поля, что с вами произошло?

– Это старость, детка, – ответила женщина и цыкнула на всхлипнувшую Лёшку. – А может, расплата за грехи… Балбес уже успел рассказать?

Под балбесом, судя по обречённому ворчанию за моей спиной, подразумевался Северов, что же касается остального, то я терялась в догадках.

– Впрочем, если бы рассказал, ты бы не спрашивала… Лёшка, кончай реветь! В сотый раз говорю, что ни о чём не жалею. Я даже рада, что так получилось, если этому, конечно, можно радоваться… Северов, открой окно. Курить хочу.

Арсений поторопился выполнить – пусть будет – просьбу, и Полина Ивановна глубоко и вкусно затянулась синеватым дымом.

– Да, – прохрипела она, откашлялась и повторила: – Да. Рада. Жалею только, что Лёшке не понадобилась вся моя кровь. Она хорошая девочка, хоть и глупая пока. Пусть живёт.

– Ничего не понимаю, – пробормотала я, а Лёшка кулаком вытерла слёзы.

– Да просто всё, – тетя Поля стряхнула пепел на макушку унылого кактуса, стоявшего на подоконнике, и спросила: – Про саркофаги что знаешь?

– Ну, что они как-то помогают восстанавливаться людям с такой кровью, как у нас.

– Можно и так сказать, – кивнула женщина. – Но по большому счёту, это работает как заправка. В машине заканчивается бензин, в людях со слабой кровью нанороботы не справляются с нагрузкой, требуют дозаправки. Вот в саркофаге мы Лёшку и дозаправили.

– Нанороботами? – уточнила я. – А где вы их взяли-то?

Полина Ивановна окинула меня мрачным взглядом, и до меня, кажется, начало доходить. Я вспомнила подслушанный между Евангелиной и Цезарем разговор, по крупицам сложила всё узнанное мною об особенностях моей крови и пробормотала:

– Погодите. Эти ваши саркофаги, они что же, как капельница для переливания крови работают? Или нет, – паззл складывался, и картинка становилась всё яснее. – Они как сито, да? Фильтруют кровь, отцеживая этих самых нанороботов. Но ведь законы физики никто не отменял, да? И если вы хотите, чтобы у вас что-то появилось, вам надо что-то отдать, – и повторила шёпотом известный с детства закон сохранения энергии: – Ничто не возникает ниоткуда и не исчезает никуда.

– Умненькая девочка, – улыбнулась тётя Поля. – Я тоже никогда не верила в халяву.

– Хорошо, – я вскочила на ноги и пробежалась по комнате из угла в угол, остановилась у столика, на котором, пока я была в ванной, волшебным образом, а скорее при помощи Северова, появились фрукты, белый хлеб, немного сыра и бутылка вина. Взяла в руки яблоко и положила обратно.

– Хорошо, – повторила решительно. – Но мы же теперь можем взять немножко крови у меня и…

– Нет, – Полина Ивановна и Северов были на удивление единодушны.

– Не можем, – женщина затушила о несчастный кактус сигарету и достала вторую.

– Но почему?

– Во-первых, потому что я не хочу, – ответила она.

– А во-вторых?

– И во-вторых тоже поэтому. Всё, кончай эти сопли. Я ещё вас всех переживу, а в коляске даже удобнее.

Я мрачно посмотрела на колёса с кривыми ржавыми спицами и поняла, что не собираюсь сдаваться. Возможно, Полина Ивановна и упёртая «старая падла», но я-то гораздо упрямее и точно знаю, что выход есть из любой ситуации.

– Послушайте, а может где-то есть банк крови? Какой-нибудь запасник. За столько-то лет они должны были что-то придумать?

Правильнее было бы сказать «мы», конечно. Не они, а мы. Потому что теперь я, как ни крути, часть этого народа. Но мысли об этом поднимали такую внутреннюю волну протеста, что я едва удержалась от желания сорваться с мес та и убежать.