Детский дом и его обитатели

Но что было для неё «главным» – я так и не смогла тогда понять. Вообще, мир взрослых обитателей этого дома был весьма сложен и неоднозначен. Пара удивительнейшая – кастелянша и её муж – стоила того, чтобы о них написать настоящий детектив и сочинить кучу милицейских сказок типа «тысяча и один протокол». Жена – наркоманка, зачем её держат на такой (материально ответственной) должности? Муж умница, трудяга, такому работнику были рады в любом приличном учреждении. Но он сидит здесь, вставляет стёкла и врезает замки в этой «чёрной дыре», прекрасно зная, что на завтра его труд будет уничтожен.

Да! Пьёт, и пьёт по-черному. Когда я его спросила однажды – зачем он сознательно губит свою жизнь? Он честно ответил: «А куда её беречь, эту жизнь?» Говорит с усмешкой, а мне кажется, что в его глазах стоят слезинки. А ведь мог бы жить и по-другому. Труднее, чем в детском доме, вряд ли работа сыщется. И не просто трудная это работа, но и неблагодарная. Шахтёру, я думаю, легче. Там хоть почёт и зарплата приличная. Здесь – как на войне. Слегка расслабился, зазевался – и пропал! Всё время надо быть начеку. Вот в таких вот условиях и выявляется истинная суть человека, соотношение доброго и недоброго в душе.

Так или иначе, люди, обитавшие здесь, в этом доме, при всех своих странностях и особенностях, внушали мне глубокое уважение и вызывали искреннее сочувствие. И я панически боялась кого-либо здесь обидеть бестактностью, как-нибудь несправедливо задеть. Во всей этой сутолоке, когда даже не всегда есть время вежливо поздороваться и перекинуться парой-тройкой фраз – «как жизнь?», «как здоровье?» и «что новенького?», придерживаться святого правила («не навреди ближнему») было нелегко.

Конфликты между воспитателями часто вспыхивали из-за пустяка, может быть, от нервов, от усталости и недосыпу. Но жизнь шла, и надо было как-то сосуществовать, и воспитатели, забыв вчерашние раздоры, снова брались за общее дело. Однако были в нашей жизни штуки и пострашнее. К примеру, установка на конфликт. Глобальный, чтоб стенка на стенку… Ещё в сентябре я заметила, что Людмила Семёновна (первый раз мне показалось, что это случайно, ненароком) умышленно захваливает одних и принижает заслуги других. Ей почему-то (потом я поняла – почему) надо было обязательно противопоставить одну часть нашего коллектива другому. Принцип «разделяй и властвуй» здесь применялся издревле и работал весьма эффективно.

– Вот молодца! – захваливала она, к примеру, Матрону или Татьяну Степановну. – Всё у них в большом блеске – и никто не родил.

Воспитатели вежливо хихикали на эту двусмысленность, но «зуб» на этих отличниц, конечно, «имели».

Или:

– Ну… Это обычная история, – это про Нору. – Как всегда – одни проблемы…

Ко мне её отношение день ото дня было всё сложнее. На людях по-прежнему была мила и вежлива, предельно корректна. Однако в тиши кабинета, когда я приглашалась «на ковёр», конечно, звучали совсем другие речи, наши диалоги необратимо утрачивали дипломатический характер…

Но всё же я была далека от мысли, которую то и дело подпихивала ко мне поближе Татьяна Степановна, что «Людмилку пора послать к пензам»… Всё-таки она работала, вертелась и двигала жизнь нашего детдома в определённом направлении.

Истинная цель её стараний ещё долго для меня оставалась смутной. Тогда же мне просто казалось, что, дамочка, конечно, себе на уме, но и дело не забывает – голода и холода дети не знали, «крысы», конечно, иногда съедали ветчину или сервелат, но где же без «крыс» обходится?

Такова наша жизнь настоящая.

Главным для меня здесь были, конечно, дети. Сказать, что я их любила, было бы очень неточно. Уже с первых дней моего пребывания здесь мои воспитанники как бы вросли в меня, стали частью моей сути. Поздно вечером, скорее, ночью, возвращаясь домой, я думала лишь об одном: только бы до постели добраться – усталость становилась хронической. Но, придя домой и, убедившись, что мои дочки уже десятые сны видят, а под салфеткой на столе поджидает какой-нибудь хитрый трёхэтажный бутерброд плюс записка: «съешь меня немедленно!», я наскоро прибиралась, готовила на завтрак кашу, падала на постель и… сквозь дрёму начинала считать… до трёх, редко до четырёх… Столько часов ещё оставалось до подъёма.

С утра, едва разлепив сонные глаза, я уже в мыслях своих была там, со своими воспитанниками. Мои дочка, проснувшись, обычно говорили:

– Смотрите, кто пришёл!

– Да это наша мамища!

– Ну, как твои паразитики?

Я их кормила завтраком, оставляла инструкции и говорила торопливо:

– Ну, я помчалась!

«Помчалась» – было не просто моим самым обиходным словом, это было обозначением моего тогдашнего образа жизни. Но едва за мной захлопывалась дверь, я уже начинала смертно тосковать о тех сказочных временах, когда мы с дочками могли часами быть вместе, читать интересные книжки или могли поехать за город, хотя бы в Переделкино – «искать Акелу», или просто пойти в музей…