Читаем Детский дом и его обитатели полностью

Копаются в куче пляжной обуви, разочарованно бросают вьетнамки на пол.

– Что такое?

– В прошлый раз лучше были. А это фигня какая-то…

– Ребята, – говорю я. – Платить по пять рублей за пару, чтобы вы тут же бросили их на пляже, я больше не хочу.

– А эти сколько стоят?

– Рубль восемьдесят пара.

– Дешёвка.

– Они удобные, это хорошая пляжная обувь. Носить можно, – говорю я, на мне точно такие же шлёпки.

– Так не ваши же деньги!

– Деньги отрядные. Именно поэтому мы и не будем ими разбрасываться.

– Паршивые они, эти шлёпки…

– Ладно, ладно… – успокаиваю детей, – а вот смотрите, что ещё.

– Что?

– Угадайте.

– Торт!

– Да нет же, ну… это… самая настоящая…

–.. самая настоящая фигня! – подсказывает Бельчиков, засовывая голову в дверь Голубятни.

– Самая настоящая кинокамера, – говорю я и демонстрирую покупку.

– А на фиг она нужна?

– Фильмы будем снимать.

– А что, артисты к нам придут?

– Зачем, мы сами будем играть в своём кино, – говорю я, заряжая камеру.

– Ништяк!

– Сами сценарий сочиним, режиссуру придумаем, и сами роли исполним. Здорово, да? – весело уже говорю я, стараясь не думать о раздрае, учинённом в Голубятне в моё отсутствие.

Тут дети мгновенно оживились.

– А точно, давайте снимем фильм «Огурец на ранчо дона Педроса»!

– Ой, лучше «Дикарёнок первый раз в метро», Ханурик на главную роль.

– Не, ребя, лучше «Мамочка – лучший друг сочинских бандитов»!

– Дурак, «Друг индейцев», и Гойкой Митичем буду я. – А кто заместо Мурлона Брандона?

– Огурец, он же у нас газеты читать умеет.

– Вот загнул!

– Из него такой шериф, как из меня…

Гогот.

– А кто будет Диком Харрисом?

– Жигалов.

– Не, Жигал вылитый Полу Макаров.

– Тогда мюзикл забацаем!

Вот они, «плоды просвещения». Что за каша у них в голове?

– Ну а мне роль дадите? – спрашиваю я.

– А пусть Ольга Николаевна будет Моникой Витти!

– Только пусть парик купит. – Лису пострижём.

– Точно, ребя, давно Лис не стригли. Я вздыхаю и говорю серьёзно:

– Да уж… Мне, если и играть в вашем кино, то разве что бабку ёжку на метле. Что это вы тут намусорили, а?

Беру веник, чтобы подмести в Голубятне.

Тут Бельчиков снова заглядывает и сообщает: – Айда. Бабы свалили!

– Айда! – командует Огурец, и они друг за дружкой, уже забыв обо мне, выбираются из Голубятни.

– Ну, куда же вы, поможете хоть порядок навести? – кричу я им вслед. – Всё тут мусором завалили!

Однако мой сердитый вопль остался без ответа. Выглядываю в окошко – из комнаты мальчиков, что внизу, в сарайчике, гуськом тоже, выходят девицы. Что там у них было? Тайная сходка?

– Давай поживее! – подаёт голос Лиса.

Мальчишки подтянулись, они о чём-то между собой пошептались и стайкой двинули на базу, а я принялась наводить порядок в разорённом помещении. В душе моей творилось нечто ужасное. Плохо было и то, что они так себя вели, и то, что кинокамера не произвела на них должного впечатления, и то, что наглость их не была уже бравадой – это было, увы, выражением их настоящего отношения ко мне.

Сердце моё вещало недоброе. Но что конкретно – я пока не смела даже догадываться. Грустно смотрела я на своё приобретение – кинокамера лежала на моей постели как-то сиротливо и теперь уже совершенно бессмысленно. Вот если бы мне в детстве дали такую замечательную игрушку!

Я бы стала снимать всё подряд – улицу, дом, бродячую собаку…

И людей. Самых разных. Злых, добрых, красивых и не очень…

Деловых и лоботрясов…

Ведь это всё – жизнь…

Подметая пол, я заметила, что мой чемодан стоит не на своём месте. Открыла и… обмираю – шмонали!!! У меня… шмонали! Проверяю бумажник – денег нет. Заглядываю в тумбочку – посылочный ящик пуст (хотела туда добавить ещё и персики), значит, нечего будет отправлять дочкам в лагерь. Так вот откуда столько скорлупы на полу! Ах вы! От волнения и возмущения я стала даже как будто заикаться.

Я вышла на воздух. Никого не видать. Иду к Татьяне Степановне – надо поговорить. Она, однако, первая начинает разговор – про моих питомцев.

– А вот когда уже шла к себе, – говорит она, – мне навстречу попался Бельчиков, от него за версту разит. Спрашиваю – где набрался?

– И что он?

– Говорит – в Голубятне. Так что вот… Вам не в плюс.

– Так и сказал?

– Ага. А вы ещё тут права качаете. Стыдно, – и замолчала.

– Какой-то странный разговор у нас получается, – сказала я огорчённо.

– О да, куда как приятнее весело болтать о том, о сём, слушать музычку, смеяться припадочным смехом и… не думать о завтрашнем дне…

– Это что – намёк?

– Да так…

И она поспешила замять разговор, ставший, похоже, и для неё неприятным.

Дела…

Незаметно к моему сердцу подкралась тоска. А это очень плохой предвестник.

Мчусь обратно, в Голубятню.

Натыкаюсь прямо у порога на знакомый бидончик. Поднимаю, смотрю – на донышке ещё что-то плещется…

Опять Валера заходил?

Ну, ты у меня уж точно узнаешь, почём фунт орехов…

Тут уже слова нашлись, самые разные. И – в достаточном количестве. Я разъярилась просто до бешенства. Убила бы гада!

Но сама-то, сама?!

Тоже хороша!

Зачем не спустила его с лестницы сразу?

Я готова изругать детей последними словами, но сильнее сволочи почему-то ничего не складывается.

Перейти на страницу:

Похожие книги