Детский бог

– Ага… а вы что тут стоите на дороге? На пляж не собираетесь?

– Нет, мы собираемся попрыгать, – ответил тот, что постарше, и бросил сигарету себе под ноги.

– Хотите с нами? – Макс сощурился на солнце.

– Неее. Она девочка, ты чего? – перебил его старший. – А ты пойдешь? – Он вдруг повернулся ко мне и оглядел с ног до головы. – Или сыкотно? – уточнил он, показав крупные редкие зубы и розовую десну.

У меня похолодело в груди. Перед глазами вдруг запрыгала мотающаяся голова паренька, которого Гирс вытащил из реки десять дней назад.

Я взглянул на Вику. Как в тот раз, на плотине, время застыло, и все перестало существовать. Только стук сердца в ушах и в горле.

Вика стояла молча, переводя зеленоватый взгляд с Макса на меня и снова на Макса.

– Ну что, пойдешь прыгать? – произнесла она.

Ее глаза пролились в меня. Я не мог вздохнуть. Ее губы раздвигались и округлялись, выговаривая слова.

– Че-то по ходу у кого-то очко играет, – хохоток Макса.

– Конечно, пойду, – мой голос прозвучал словно издалека.

– Давай тогда ты первый… – сказал Макс, – а мы поглядим.

– Почему я первый-то?

Парни смотрели ровнехонько на меня, и что-то изнутри шепнуло: «Была не была».

Я перевел взгляд на Вику.

Удержит? Отговорит? Я дал себе последний шанс понадеяться, хотя надежды, разумеется, не было никакой.

Свет из-под ресниц притушен, она наблюдала с простодушным кошачьим любопытством.

«Она что, не догоняет, как это опасно?»

И тут мне стало совершенно ясно: «Все она прекрасно понимает. Просто ей интересно. Смогу или нет. Им всем интересно…»

Краем глаза я заметил, как тот, что курил, сел на велик, но продолжал пялиться.

* * *

Потом было уже все равно. Ноги сами оттолкнулись от парапета, выбросив меня далеко вперед. Внутри все восторженно взвинтилось, и, на секунду взмыв над бурлящим чревом плотины, я стремительно рухнул в воду.

Врезался в колючий поток с размаху, неудобно, больно ударившись боком. Но холодная свежесть развеселила меня, наддала волной, и я азартно заработал руками, загребая влево, чтобы миновать центральную часть ревущей пенящейся пасти.

«Парни смотрят. Вика смотрит. Интересно, она видит, как это страшно?»

Я был готов прыгать снова и снова, взлетать над водой сколько угодно оттого, что в глазах у меня стояла Вика Гирс. Это были река и солнце, брошенные к ее ногам…

Потом я понял: что-то не так.

Ничего из того, что я делал, не помогало продвинуться к берегу. Ни слаженные движения брассом, ни отчаянный рывок кролем перед финишем, как учил тренер в бассейне ЦСКА. Я напрягал руки так, что, казалось, сухожилия вот-вот лопнут и вырвутся сквозь подушечки пальцев. Ноги налились тяжестью, и сколько бы я ни бился, желтый поток с металлическим привкусом продолжал затягивать, скручивать меня винтом. Кисловато-свинцовая вода во рту, в горле, в носу. Но мысль приходила только одна: «Лучше сдохнуть, чем позвать на помощь, когда они смотрят».

Я точно помнил, что наверху – прозрачное небо, я даже видел его краешком сознания, но тело уже поддалось, провалилось куда-то вниз, одержимое удушающей настойчивостью реки.

«Неужели это происходит так просто? Смерть такая простая?»

«Если попал в обратное течение, не пытайся сократить расстояние, плыви вдоль течения», – раздался вдруг в голове голос Гирса.

Точно!

Я перевернулся на спину, чтобы передохнуть, и осторожно, экономя силы, начал грести вдоль реки.

Довольно скоро меня перестало отбрасывать назад, кажется, я успел удивиться, и в этот момент колено ткнулось во что-то мягкое. Потом второе. Рука нащупала илистую жижу. Течение относило меня ближе к берегу.

– Филипп! – Вика кричала, как обычная девчонка.

Я почему-то думал, что она не может просто кричать.

Стоя по колено в воде, она протягивала мне руку. Я плохо соображал, что происходит, видел только, что мокрый подол сарафана прилип к ее ногам, мешая двигаться.

Наконец, она поймала мои пальцы, потом запястье, вцепилась намертво и так сильно потянула к себе, что я, и так переминаясь почти на четвереньках, едва снова не упал лицом в воду.

Земля на берегу оказалась очень твердой, похоже, я никогда раньше не чувствовал, насколько земля по-настоящему великолепно твердая. И уходящая из-под ног.

Я осел на траву, закашлялся, хватая ртом воздух. В груди болело. Больше всего я боялся, что меня вырвет. Но ничего, обошлось.

Вика сбегала куда-то, вернулась и положила мне под голову полотенце. Потом опустилась рядом, уставилась на меня. Я очень хорошо видел ее ресницы, пушистые, почти прозрачные на солнце над кромкой ореховых глаз.

На мгновение она замерла, затем наклонилась и поцеловала меня, подминая мои губы своими – мягкими, летними губами.

Тут в глазах помутнело, свет померк, и сознание покинуло меня.