Неожиданно путь им преградила горная речушка. Выросшая на равнинных реках Анна и не подозревала, какие сюрпризы может преподнести горная водная преграда метров двадцать шириной. Когда достигли середины реки, лед с ужасным хрустом треснул. Женщина зажмурилась, представив печальную картину погружения под лед, но ничего подобного не произошло, и она открыла глаза. Лошадь стояла в воде, покрывающей ее ноги по бабки. Возница взбодрил ее голосом, и кобылка медленно двинулась дальше, кроша копытами лед. Обернувшись, Анна увидела под раскрошенным льдом не бурлящую воду, а тихо журчащий ручеек, игриво петляющий среди камней. Лошадка вытащила сани на твердый наст и уверенно засеменила по еле заметному следу.
Зимнее солнце спряталось за вершины гор, и у подножия, с западной стороны, стало совсем сумрачно. Снег был синим, как небо. Горы, одетые в белые шубы, издали казались совершенно гладкими и покатыми, но с приближением их несовершенство становилось очевидным. Плешивые вершины, колючие склоны и шрамы ущелий делали пейзаж угрюмым. И только когда солнце, не жалея света, брызнуло золотыми дукатами, горы преобразились. Иней, укрывший вершины деревьев, делал их особенно привлекательными. Словно тонкий ювелир, он украсил серебряную вязь веток, вставив в нее миллиарды бриллиантов. Взлетевшая откуда ни возьмись сойка своими киками спугнула мастера, он опрокинул чашу с бриллиантовой пылью, и та колко осыпалась женщине на лицо. Анну заворожили исполинские смереки, достигающие в высоту метров сорока, как корабельные сосны. Но дерево было скорее елью, только с голым почти до самой верхушки стволом. Удивительными были и стоящие на безлесых склонах причудливые строения: деревянная крыша на четырех стойках, а под нею стог сена.
Когда корысть станет невыгодной, все будут бескорыстны
Ближе к полудню конная прогулка завершилась. Чтобы попасть к дому деда Василия, путникам предстоял пеший подъем по крутому склону. Возничий взял вещи пассажирки, и она, идя налегке, все внимание устремила на жилище, ютящееся на выступе горы. Дом хоть и сруб, но на русскую избу похож не был. У русской избы бревна выходят за край, а эта сложена из тесаных брусьев, связанных особым способом – в замок по торцам. Высокая деревянная крыша потемнела от времени и покрылась мхом. Дымоход, похожий на домик в миниатюре из обожженной глины, был покрыт глазурью. Завалинка у основания сруба, служившая отличным местом для посиделок в теплую погоду, и сейчас была накрыта овчиной. Греясь на полуденном солнышке и вдыхая чистый горный воздух, за путниками наблюдали двое: мужчина и женщина.
Возница-проводник, сняв шапку, с поклоном поприветствовал хозяев:
– Слава Исусу!
Анна последовала его примеру и тоже поклонилась. Хозяева, поднявшись с завалинки, ответили легким поклоном и словами «Во веки слава!», подали руки для рукопожатия и пригласили в хату.
Осмотревшись, журналистка заметила, что в доме отсутствуют не только привычные сегодня газовая плита, холодильник и телевизор, в нем нет даже лампочки. Люди живут здесь так, как сто, пятьсот и более лет назад жили их предки.
– Каким ветром вас к нам занесло? – вопрос хозяина отвлек ее от рассматривания необычного жилья.
– Я журналистка. Зовут меня Анной. К вам приехать мне посоветовал Феликс Сергеевич. Помните москвича, который у вас медок брал на зиму? Вы ему рассказывали про Ковпака, патрон диковинный подарили…
– А!.. – заулыбался дедок. – Помню, помню! Как же! Хороший человек, душевный. Чего ж сам-то не приехал?
– Обещался вскоре прибыть, – обнадежила старика Анна.
– Сам приедет или, как всегда, с другом? – не унимался с расспросами дед Василий.
– Да отстань ты от дивчины, старый… – налетела на него хозяйка. – Дай человеку с дороги в себя прийти. Потом будешь вопросы задавать. А меня, дочка, Маричкой зовут. – Раздевайся, сейчас соберу чего перекусить. А ну, Василь, сходи за медом да сыра нарежь, – командовала бабка.
Дед не спешил выполнять приказ. Узловатыми пальцами с огрубевшей от повседневных хлопот по хозяйству кожей и пожелтевшими от никотина ногтями он достал пачку «Примы», отломал от сигареты треть, вставил в самодельный костяной мундштук и подкурил от спички. С наслаждением сделал три затяжки, вынул окурок, положил в жестяную баночку и только тогда вышел в другую комнату. Возвратился с глиняным горшком и коричневой головкой сыра.
Хозяйка подошла к печи и, открыв заслонку, достала чугунок. Комната наполнилась ароматом топленого молока. Баба Маричка сняла с молока румяную корочку, положила в тарелку и подала гостье.
– Это лучшее лакомство, – подсказал дед. – Мы с женой до сих пор за больший кусок спорим.
Анна оторвала кусочек от предложенного угощения и положила в рот. Действительно, вкус был неописуемый.
– Божественно! – съев все, промолвила городская гостья, сияя от удовольствия.