Три получеловека-полуконя на вывеске вздымали гигантские пенящиеся чаши и смеялись. Гай говорил, что кентавры в Стурне водились на самом деле, и даже не так уж давно, но Гротерих не верил. Если ты ниже пояса лошадь, то и жрать должен то же и столько же, что и лошадь, а такое людской глотке не под силу. То ли дело оборотень: в волчьей шкуре честь по чести ест сырое, в человеческой – вареное и жареное… Северянин думал о полускотах и жевал зажаренную на решётке козлятину. В разговоры старших не вмешиваются, а уж в разговоры начальства… Зачем Квинту понадобился Ульвинг, северянин так и не понял. Пока беседа прыгала с достоинств вина на рётские обычаи и с рётских дел на дела стурнийские. Обычный такой разговор, только сотрапезников обычными не назовёшь.
– Я доволен своей платой и своими парнями. – Ульвинг сунул пробегавшему мимо слуге опустевшую кружку. – Мы делаем своё дело, и делаем хорошо, но вы нас не любите. Не меня, не его – нас… Раньше было не так, я помню.
– Когда ты пришёл в Стурн, сотник?
– Тридцать шесть лет назад, у вас ещё был Андрон… Ещё четыре года, и я вернусь в свою долину. Раньше думал остаться греть свои кости здесь, теперь передумал. Я честно жил и не хочу, чтоб ваши мальчишки швыряли в меня камнями, когда я не смогу поднять свой топор. Мне нужна могила, которую не тронут.
– Она нужна всем. – Квинт пригубил вина и чуть заметно скривился. – Мёртвые львы беззащитны перед стервятниками, мёртвые герои – перед живыми трусами.
– У вас, – сощурился Ульвинг, – не у нас. Мы бережём покой предков.
– Тогда ты меня поймёшь. Я хочу выкупить мёртвых. Тех, кого собрались выбросить из Скадариона.
– Ты умеешь удивлять. – Сотник отодвинул недопитую кружку. – Там твой родич?
– Нет, хотя мои предки и защищали восточный рубеж… Перонт изобилует бродами, там много крепостей.
– Главное я понял. Мы ставим в память тех, кто погиб на чужбине, каменные столбы, у вас был храм… Что думаешь делать?
– Вскрыть урны, вынуть хранящийся в них пепел и заменить другим. Мирон решил опорожнить урны в ямы у боен. Что ж, пепел гоферов не оскорбится… Если ты согласен помочь, назови цену.
– Тебе потребуется помощь воинов?
– Разве что Гротериха. Главное, чтобы нас впустили, выпустили и не увидели.
– Хорошо. Я не отказываюсь от того, что заработал, но если я возьму твои деньги, Фенгл разозлится. Он не любит могильных воров. Если мне придётся раньше времени покинуть Стурн, ты вернёшь мне то, что я недополучу. Если я уйду как собирался, ты мне не будешь должен ничего. Когда придёте?
– Сегодня. Хозяин, ниннейского!
На желтоватом песчанике были тщательно выбиты имена. Множество имён. Мерзавец Клифагор приволок из Скадарии здоровенные каменные блоки и намертво вмуровал в несущую стену. Выковырять их быстро и без больших затрат было невозможно. Как и оставить.
Плисфий не пойми в который раз прошёлся верхней из опоясывавших храм галерей и в раздумье забарабанил пальцами по зловредному песчанику. Терять там, где намеревался сорвать хороший куш, всегда обидно, но кто же знал, что Мирон потребует не просто набить «возрождённый Стурнон» истуканами и курильницами, но и примется уничтожать «Идаклову вонь». Само по себе это было правильно – слишком уж много развелось в отпавших провинциях потомков Идакла и родичей Спентадов, но царь объявил свою волю, когда деньги на Стурнон были не только получены, но и разделены. Оставалось либо вбухать в треклятый храм собственные средства, либо как-то извернуться. А ведь вначале мысль продать Мирону Скадарион казалась беспроигрышной!
Как строили титаны и где стоял Стурнон, благополучно забыли, так почему бы не объявить, что озеро отступило и Клифагор возвёл своё детище на фундаменте Стурнона и по его образцу? Плисфий проверял: какой-то фундамент в роще и в самом деле был, а перерывший окрестности Скадариона Бротус нашёл странные постаменты, почти целую мраморную вазу и пару десятков янтарно-жёлтых плит, вряд ли сделанных людьми. Ну а то, что храм недостаточно «древен» и внушителен изнутри, не беда! Консул несколько раз прикидывал, сколько уйдёт на отделку и сколько урвут Менодим с Бротусом, умножил конечную сумму на пять и доложил результат царю. Мирон подмахнул смету, даже толком не прочитав. Нумма согласился взвалить на усталые плечи ещё одну обузу, собратья-титаниды выразили готовность её разделить, Плисфий от благодарности едва не прослезился. Все шло отлично, и тут царь вздумал начать новую эру. По старой цене. Это было не смертельно, но обидно, тем паче Менодим с Бротусом оставались в прежних барышах – работы внутри храма оплачивали не они.