Дети разума

Сегодня все должно закончиться. Каждый по-своему делит время, но для Валентины подошла к концу эпоха Эндера Виггина. Эпоха, начавшаяся одним Ксеноцидом, имеет шанс не закончиться другим, предотвращенным или хотя бы отложенным. Теперь люди научились уживаться с другими разумными видами, и на десятках планетах-колоний их ждет теперь общая судьба. Валентина напишет об этом книгу, как она написала историю каждого мира, который посетила вместе с Эндером. Она не станет использовать стилистику пророчеств или священных писаний, которую Эндер выбрал для своих трех книг: «Королева Улья», «Гегемон» и «Жизнь Человека», ее книга будет, скорее, научной, с цитатами из различных источников. Она будет следовать не Павлу и Моисею, а Фукидиду, и хотя все свои книги она написала под псевдонимом Демосфен, выбранным еще в детстве, когда они с Питером, первым Питером, пугающим, опасным и удивительным Питером, изменяли мир словом. Демосфен опубликует книгу хроник об истории заселения Лузитании людьми, и в этой книге много места будет уделено Эндеру: как он принес сюда кокон Королевы Улья, как стал частью семьи, сильнее других втянутой в общение с пеквениньос. Но книга будет не об Эндере. Она будет об утланнингах и фрамлингах, о рамен и варелез. Эндер везде был пришельцем, не был связан ни с кем, работал где угодно, пока не выбрал эту планету своим домом, но не только потому, что здесь была семья, которая нуждалась в нем, но и потому, что здесь ему не пришлось бы разделять жизнь одной только человеческой расы. Он мог принадлежать к трибе пеквениньос, к Улью Королевы. Он мог быть частью чего-то большего, чем просто человечество.

Не было ребенка, у которого в свидетельстве о рождении Эндер значился бы отцом, но на Лузитании он им стал. Отцом для детей Новиньи. И даже в каком-то смысле для самой Новиньи. Молодой Валентины. И для Джейн, первой питомицы сообщества разумных видов, которая теперь была ярким и прекрасным созданием, жила в материнских деревьях, в компьютерных сетях, в филотических связях ансиблей и в теле, которое когда-то принадлежало Эндеру и которое в определенном смысле принадлежало и Валентине, поскольку она помнила, как смотрелась в зеркало, видела это лицо и называла его собой.

И он был отцом этого нового, сильного и целостного человека – Питера. Теперь он уже не был тем Питером, который впервые шагнул из звездолета. Тот был циник, злой и ершистый молодой человек, пыжащийся от высокомерия и кипящий гневом. Теперь он обрел целостность. В нем появился холодок древней мудрости, обжигавший даже тогда, когда он вспыхивал горячим и нежным пламенем молодости. Рядом с ним была женщина, равная ему разумом, добродетельностью и силой. Перед ним открывалась нормальная человеческая жизнь. Наследнику Эндера, возможно, и не удастся так сильно изменить мир, как удалось Эндеру, быть может, его жизнь окажется немного счастливее. Эндер не мог пожелать ему большего. Изменять мир хотят те, кто желает прославить свои имена. А счастье – для тех, кто вписывает свои имена в жизни других людей и оберегает их сердца как самую дорогую ценность.

Валентина, Джакт и их дети собрались на веранде дома. Ванму поджидала их в одиночестве.

– Возьмете меня с собой? – спросила девушка.

Валентина протянула ей руку. «Интересно, кем она мне приходится? Будущей женой условного племянника? Пожалуй, слово „подруга“ точнее».

* * *

Речь Пликт об Эндере была красноречивой и волнующей. Она многому научилась у своего учителя. Пликт не старалась быть последовательной. Она сразу заговорила о его великом преступлении, объясняя, как Эндер представлял себе свои действия в то время и что думал о них потом, когда понял всю правду, которую от него скрыли.

– Такова была жизнь Эндера, – говорила Пликт, – очищение луковки правды от шелухи. Только, в отличие от большинства из нас, он понимал, что не найдет внутри золотого зернышка. Луковка правды – только бесчисленные слои иллюзий и непонимания. Важно осознать все ошибки, отбросить самооправдание, увидеть все промахи, все неверные рассуждения и потом не найти, а создать золотое зернышко правды. Зажечь огонь правды там, где ее не знали, не могли увидеть. Эндер оставил нам бесценный дар – освободил нас от иллюзии, что существует одно-единственное объяснение, окончательный ответ на все случаи жизни, для всех. Но всегда останется место для новых открытий и новых историй.

Пликт пошла дальше, перелистывая события и воспоминания, рассыпая анекдоты и крылатые фразы; собравшиеся смеялись и плакали, снова смеялись и много раз затихали, задумываясь над своими собственными судьбами. «Как похож на меня Эндер!» – иногда думалось им, но всякий раз они благодарили Господа за то, что их жизнь прошла по-другому.