Дети дупликатора

— Та же фигня. Встал метрах на тридцати пяти, и дальше ну никак!

— Это пси-щиток, — тоном знатока подсказал более опытный Тучкин. — Точно говорю!

«Пси! — запоздало прозрел Киргиз. — А ведь верно! Кто-то запудрил нам мозги, придавил на психику!»

— Как-то близковато к периметру, — засомневался Налим. — Но вообще похоже на то…

На первом километре после воронки Киргиз оборачивался раз двадцать. Никто группу и не думал преследовать; неуютное чувство бесследно пропало. Киргиз хотел было сказать, что как назад пойдут — надо будет обойти это место для вящего спокойствия, но вовремя вспомнил, что в Зоне загадывать на будущее не принято, и смолчал. Но саму мысль постарался запомнить.

Так они топали часа два с лишком. Начали попадаться аномалии и Грек периодически вынюхивал безопасный путь. Киргиз невольно сравнивал его действия с действиями Оцеолы, когда тот водил группу. В общем-то трудно было сказать кто лучше, оба справлялись, но Киргиз чем дальше, тем сильнее чувствовал разницу в подходах: Оцеола больше полагался на чутье и интуицию, а Грек — скорее на голову, на интеллект и знание Зоны.

Еще через часок, когда уже и до полудня было недалеко, Храп коротко перемолвился с Греком и объявил привал. Ребята не возражали: после достаточно интенсивного марша пора было и ногам дать отдых, да и в желудки чего-нибудь закинуть, потому что война войной, а обед по распорядку!

Пашка со своей спиртовой горелкой в этом выходе отсутствовал, поэтому пришлось соображать банальный костерок. Рационы у всех были одинаковые, разве только наполнитель отличался — свинина, говядина, курятина… Только Тучкин почему-то предпочел креветок.

— Губа не дура! — оценил Налим, когда Тучкин добыл рацион с розовой надписью и нарисованным рачком на упаковке.

— Ты чё, не знаешь? — с серьезной миной встрял Налим. — Креветки — это ж чистый белок, протеин! От них по ночам стоит знаешь как? Тучкину актуально!

— Вот как дам ща по рогам! — беззлобно огрызнулся Тучкин. — Привыкли дрочить по углам, уроды! А я так не могу.

— Ты, брат Тучкин, не подумавши с креветками-то! — продолжать стебаться Налим. — Сейчас наешься, а ночью ноги замерзнут!

— Почему замерзнут? — изумился Тучкин.

— Ну, как? — радостно принялся объяснять Налим, явно ждавший вопроса и самой возможности донести до коллег столь ценное знание. — Наешься креветок, ночью шняга твоя встанет, одеяло приподнимет, ноги оголятся и замерзнут!

Оцеола обидно захихикал, а Грек так просто заржал в голос.

— Да ну тебя, — отмахнулся Тучкин. — Херню какую-то порешь… Какое, к бесу, в Зоне одеяло, а?

— Байковое, — со вздохом сказал Киргиз. — Зеленое. Как дома… У родителей дома, в смысле.

Налим опасливо покосился на Киргиза:

— Чё, ностальгия одолевает?

— Да как-то так вспомнилось, — пояснил Киргиз. — Я родителей лет пять уже не видел. А они не молодеют, понимаешь ли…

— Никто не молодеет, — пожал плечами Налим. — Мы тоже.

Храп в общем разговоре не участвовал, с самого начала присел чуть поодаль от костра и уткнулся в ком. А сейчас ком убрал и подошел, причем лицо у него было задумчивое и сосредоточенное.

— Почта? — догадался Грек, глядя на него.

— Угу, — промычал Храп. — Босс пишет, что на заимку идти бессмысленно: ботаник наш вчера таки сменился.

— И куда же нам теперь идти? — поинтересовался Грек, прекрасно сознававший, что выход на этом вовсе не заканчивается, просто меняется маршрут, вот и все.

— Похоже, что на Болото. — Храп тяжело вздохнул. — Босс велел следить за почтой, будут уточнения.

— Час от часу не легче, — пробурчал Оцеола. — На Болоте такое водится, мама дорогая!

— Грек, Оцеола, давайте-ка маршрутик наметим, пока вода греется. Где там наша карта?

Через минуту не только Храп с Греком и Оцеолой стукались лбами над крохотным экранчиком следопытского кома, но и Киргиз с Налимом тоже. И лишь любитель креветок Тучкин остался шевелить время от времени сучья в костре да приглядывать за котелком.

Глава седьмая

Вездеход, утробно взрыкнув, газанул и уполз дальше, уменьшаясь с каждой секундой. Сиверцев тоскливо поглядел ему вослед.

«Угораздило же меня», — подумал Ваня грустно.

Он уже начал склоняться к мысли, что лучше было бы остаться на четвертую вахту — там хотя бы все знакомо и привычно. Ребята правильные, внятные, начальник — пан Ховрин — даже получше Рахметяна будет, чем не жизнь? А тут — идешь туда, не знаю куда, с каким-то, прости господи, Психом!

Сиверцев вздохнул, протяжно и скорбно.

— Грустим? — осторожно поинтересовался Псих.

Ваня поглядел на новоявленного напарника, стараясь не думать о нем как о виновнике всех свалившихся на голову перемен.

— Видишь ли, друг! — проникновенно начал объяснять Сиверцев. — Нормальная институтская вахта на заимке длится четыре недели.

— Я знаю, — кивнул Псих.

— Ага. Иногда приходится сидеть в Зоне две подряд. Не очень часто, но случается. Я просидел три и вчера мне сообщили, что грядет четвертая.

— Ну, это ж не вахта, — возразил было Псих, но Ваня его перебил.