Дети богов

— Нет. Я полагаю, что Тирфинг ему понадобится для того, что за свержением труповодов последует.

И тут уже я призадумался. Что‑то за всем этим заговором теней ворочалось в окончательном и беспросветном мраке, что‑то большое и неприятное. Я был свято уверен, что труповоды и силовики — близнецы‑братья, даже, скажем прямо, близнецы сиамские, с двумя куриными башками и одним огромным желудком. Просто так саму себя эта птица жрать не станет, но вот если кто‑то со стороны решился покуситься на курьеголового дракона, отсечь одну — а то и обе — башки… Тут бы Тирфинг — меч, с равной легкостью рассекающий железо, дерево, камень, и человеческую душу, и душу бессмертного — очень пригодился.

— Хорошо. Допустим. Я‑то во всей этой истории с какого боку припека? Если касьяновский дружок и вправду пронюхал что‑то о Тирфинге, почему бы им самим до него не добраться?

— А вот этого я тебе не скажу. Не знаю. Скажу другое: Христос смертных, как известно, хранит детей и пьяных, но ты еще не пьян и уже не дитя. Так что держись‑ка ты от неприятностей подальше. Лучше всего — сворачивай наш бизнес в России и возвращайся домой. Если в мире опять всплывет Тирфинг, я лично предпочту отсидеться под землей.

Прежде чем я придумал ответ на эту паникерскую тираду, за спиной Ингри захихикало и жеманно просюсюкало по‑арабски:

— Амосик, милый, ну ты там скоро? Пора в кроватку.

На заднике нарисовался юный Юсуф — одна из причин, по которым отсидеться в Нидавеллире Ингри не светило. Я постарался не подать виду, что заметил дружка моего консильере, но все же что‑то такое на роже у меня, наверное, промелькнуло.

Ингри дернулся, а потом скривил губы в глумливой усмешке.

— По крайней мере, я, в отличие от почтенного Мастера Ингве, не страдаю некрофилией и эдиповым комплексом в особо тяжкой форме.

И отключил камеру.

Очень вовремя — ведь проклятие старшего из наследников Дьюрина вполне способно поразить и через всемирную сеть.

Следующая ночь застала нас — меня и Нили — в Сокольниках. Говорили, что в этом году кроты там особенно расплодились и изрыли все газоны. Пока я сидел на пенечке и любовался ковшом Большой Медведицы (в нашем фольклоре она именуется Тачкой, что отпугнет любого склонного к созерцанию полночных небес романтика), Нили усердно орудовал лопатой. Не успел я вдоволь насладиться звездным великолепием, как Нили бросил лопату и вручил мне теплый бархатный комочек. Кроты — не самая высокотехнологическая связь с подземельем, зато, как ни странно, самая быстрая. Протянуть кабель в чертоги Нидавеллира пока что никто не догадался. Да и стоит ли? Я нашептал кроту свой приказ и выпустил зверька. Через три дня Ингвульф, мой первый капорежиме, будет в Москве. А я в это время буду уже в Непале — куда, по словам Касьянова, пять лет назад удалился наш собиратель древностей.

«Sea King», задыхаясь и покашливая, дотащил нас до трех тысяч метров и тяжело опустился на плато. Пилот заявил, что лететь дальше на такой высоте и при встречном ветре отказывается — боится, как бы не накрылся двигатель. По плато несло мелким колючим снегом. Близилась ночь. Мы выгрузили вездеход «Витязь» на гусеничном ходу, заблаговременно приобретенный у знакомых барыг с екатеринбургской базы. Нили рвался обзавестись заокеанским аналогом, но — будем откровенны — американская техника в здешних условиях концы бы отдала быстрее, чем рыбацкая шхуна в полярных льдах. Вездеход, конечно, не помог бы нам добраться до монастыря, прятавшегося высоко в скалах — но, прежде чем ломиться туда, имело смысл слегка осмотреться.