Что ему от меня надо? Ах, да. Похороны. Наверное, я что-то все-таки должна.
– Александр Николаевич, – отвечаю я, почти шелестя, и не понимаю, какой вопрос мне надо задать. Должна ли я приветствовать людей, когда у меня горе, или мое состояние меня извиняет?
Впрочем, Марич, не склонный к церемониям, вроде бы в приветствиях не нуждается. Не выражая мне неискренних соболезнований, он переходит сразу к делу.
– Я не займу много времени. Расставим точки над «и», и можешь дальше скорбеть.
У него это звучит так цинично, что все во мне восстает против разговора с ним.
Марич всегда был… неприятным, грубым, пугающим.
Он часто бывал у нас в доме и никогда не пытался быть со мной вежливым, хотя бы просто как с дочерью партнера. Иногда я ловила на себе его странный взгляд, насмешливый, слегка презрительный, с примесью чего-то еще. Я так и не смогла понять, что же это, но оно заставляло меня бежать от него, как от огня, с тех самых пор, как я впервые это почувствовала.
Мне было лет девятнадцать. Мне нужно было выйти из кабинета отца, в который заходил Марич, и он не посторонился. Не пропустил меня, как я ожидала, и мне пришлось протиснуться, плотно прижимаясь к нему.
Марич усмехнулся, когда я покраснела. Он ничего не сделал: не распустил руки, не отвесил сомнительный комплимент, но мне стало не по себе. Я впервые ощутила, что такое взгляд взрослого мужчины на меня, как на женщину. И я сбежала, весь вечер не высовывалась из комнаты. Хотя думать, что Марич стал бы меня преследовать, чушь. На нем всегда висели женщины. Красивые зрелые женщины.
И все же, иногда этот взгляд возвращался, принося с собой неуютное чувство, будто я на грани неизвестного, на краю обрыва.
А теперь Марич снова здесь и издевается над моим горем.
Игорь Николаевич бросает вопросительный взгляд, но почему-то не на меня, а на Марича. Тот ему кивает, и шофер с видимым облегчением покидает нас.
Я могу его понять, чужое горе тяготит, но обида впивается острыми когтями.
– Я вас слушаю.
А что я еще могу сказать? Убирайтесь?
По крайней мере, он знает, что нужно делать в таких случаях.
Однако, без приглашения опустившись в кресло, Марич заводит речь совсем не о похоронах.
– Анастасия, я думаю, твоих мозгов хватает понять, что такой домашней болонке, как ты, в бизнесе делать нечего. Ты только разоришь всю группу компаний, – снисходительный взгляд бесит, но в чем-то он прав. – Даже не суйся, я в течение пары недель все оформлю на себя.
Я вскидываюсь. Что? Но Марич не дает вставить мне ни слова.