Десятый праведник

Он помолчал, облизал потрескавшиеся губы и одернул одеяло немного вниз. «Старик рехнулся, — подумал Николай, — никогда в жизни он не говорил так много». Вдруг ему показалось, что со стороны лежащего человека подул ветер, тяжелый, плотный ветер, полный ледяного дыхания пустоты, праха и тлена. Невольно он поднес руку к лицу, но волна прошла, остался лишь острый, испытующий взгляд Баски.

— И ты, значит, учуял, а, парень? Первый раз небось? Ничего, зато запомнишь на всю жизнь. Это было давно, очень давно… Мне только одиннадцать стукнуло, когда Карлос Эль Коете зашел в трактир Кастильца… и когда Фелиппе сказал ему: «Привет, братец. Давно не виделись», мы все почувствовали этот запах, потому и вышли на улицу, а кто-то побежал за священником… Ведь человек не должен помирать без господа…

Его огрубевшие пальцы боролись с верхней пуговицей грязной рубахи из грубого домотканого полотна. Наконец он справился с ней. Двух нижних пуговиц не хватало, и рубаха распахнулась широко, обнажив старческую грудь, покрытую густыми белыми космами. Среди клочковатой растительности бросалось в глаза темно-коричневое овальное пятно — страшная, губчатая выродившаяся ткань. По краю опухоли на тонком кожаном шнуре висел маленький крестик из черного металла. Золото, простонал про себя Николай. Старик и вправду спятил. Неужели никто не сказал ему про радиоактивность?

Держа крестик в одной руке, Баска предупредительно поднял другую, не дав тому сказать.

— Знаю, знаю, не трать слов попусту. Я ношу его с тех пор, как себя помню, и нет на свете такого страха, который заставил бы меня снять его. Грешен я, парень. Годами не заходил в церковь, а в молодости убил двух священников и до сих пор в этом грехе не покаялся. Но крест не отдам, крест, на котором погиб Спаситель вместе с парой таких же, как я.

— Он тебя убивает, — хрипло произнес Николай.

— Слишком медленно, — покачал головой Баска. — Нет, парень, мне это не грозит. Просто сегодня мой день… Не золото меня убьет. А вот тебе его надо бояться, потому что вижу — ты как раз среди золота умрешь. Глубоко под землей… но не скоро. А я… Знаешь, когда старый горный козел почувствует, что приходит его час, он вызывает драться на дуэли самого молодого… высоко в скалы, над пропастью…

Старик опустил крестик и начал шарить рукой под одеялом. Дуэль, подумал Николай. Вздрогнув от дурного предчувствия, он снова потянулся десницей к ножу, но Баска уже выуживал из-под одеяла горсть мятых разноцветных банкнот.

— Возьми… Не надо слов! — В его взгляде заиграли знакомые убийственные искорки. — Когда вернешься, напейся, как настоящий мужчина, а если верующий, помолись за душу разбойника.

Молодой протянул руку. Старик положил банкноты ему в ладонь и удовлетворенно вздохнул.

— Вот так-то… А теперь уходи! Слышишь? Проваливай! Надоел!

Блестящее кривое лезвие ножа, словно само по себе, без посторонней помощи, выпросталось из-под одеяла. Николай отскочил за ближайшую сосну, сделал несколько шагов вниз, и, когда обернулся, Баска опять прикладывался к бутылке.

— Сумасшедший… — пробормотал он и начал спускаться к проходу.

Ноги у него были словно ватные, время от времени его пробивала нервная дрожь. За спиной вдруг раздался сухой старческий смех:

— Золото, много золота, парень… Не забудь, золото под землей!

Да иди ты к черту, оскалился Николай. Выживший из ума старый хрыч! Тебе-то что? Золото под землей… Банк, что ли? Да какой сумасшедший сунется теперь в банк за золотом?

Спускаясь вниз по скользкому ковру из сухих сосновых иголок, парень несколько раз повторил это слово вполголоса, словно хотел попробовать его на вкус. Золото, золото, золото… Нет, как ни старался, ему не удалось воспроизвести ощущение той звонкой алчности, страстного азарта, которые когда-то внушало это слово. Сейчас во рту от него оставался лишь горький, ядовитый дух гниения, разъедающий основы мира.

Сосны поредели. Николай сел возле ежевичного куста и рассеянно стал разглядывать смятые купюры. Обычная мешанина — доллары США, швейцарские франки, российские рубли, японские йены… Попытался было пересчитать и оценить их общую стоимость по текущему курсу, но цифры прыгали в голове, и после третьей неудачной попытки он бросил это занятие. Так и сидел, глядя на буковый лес на противоположном склоне ущелья. Что-то было не так… Весь разговор с Баской звучал фальшиво — от начала до конца. Нет, люди, неправильно мы живем, как сказал бы Мишин. Разучились мы беседовать задушевно, любой обмен мыслями превращается в словесную дуэль, и все это ради сомнительного удовольствия утвердить собственное «я».