Десятый круг ада

— Вот дура! — выругался Циммерман. Он грубо уронил Галю на тахту и лег рядом, крепко обхватив девушку рукой, чтобы не вырвалась. Почувствовав на своем лице тяжелое дыхание ненавистного ей человека, Галя инстинктивно стала отталкивать его от себя, намереваясь подняться. — Что, захотела в лапы к Баремдикеру?

При имени грозного начальника концлагеря девушка сжалась в комок, притихла, боясь пошевельнуться. Тело ее бил озноб, зубы мелко стучали.

Казалось, она целую вечность пролежала в объятиях фашиста, прежде чем вновь протяжно загудел зуммер. Циммерман встал и, усевшись за стол, спокойно принялся за работу. Галя поднялась, стыдливо оправила платье и вдруг разревелась, по-детски, со всхлипыванием, облизывая со щек слезы.

18

Фома торопил Настю с выполнением задания. В партизанской бригаде все было готово к приему капитана Шмидта. А как заманить его в засаду и, главное, где именно устроить ее, Настя не знала. В лес командира роты не уведешь, не пустит охрана. Ночью капитан никуда не ходит, к тому же его покой стерегут часовые. Можно было бы партизанам напасть на машину во время поездки в офицерское казино, но в схватке Шмидт может погибнуть от случайной пули. А капитан требовался живой. Оставался единственный путь — похитить Шмидта прямо на глазах у гитлеровцев.

Об этом Настя сказала связному, когда в очередной раз несла на. лесоразработки Альберту жареную крольчатину и горячий кофе и случайно проходила мимо хромого сторожа, коловшего в стороне от казармы дрова для кухни.

— Попробуем что-нибудь придумать, — шепнул в ответ Фома.

Он сам не хуже Насти видел, что фашисты не спускают глаз с командира строительной роты. Это казалось ему подозрительным, ведь остальные офицеры ходили совершенно свободно. Неужели гитлеровцы подозревают об охоте партизан за капитаном? Или он им самим по каким-то особым причинам очень нужен? Во всяком случае, Настя права — взять его можно будет лишь в расположении гарнизона рано утром или поздно вечером. Лучше вечером, ночью фашистам будет труднее искать в лесу исчезнувшего капитана.

Весь день связной ломал голову, где и как устроить западню. Помогла Настя. Возвращаясь от Шмидта с лесозаготовок, она зашла на луг и нарвала большой пучок сочной травы для своих кроликов. «Кролики, кролики нам помогут!»

Проходящий мимо казармы Шмидт был удивлен, когда к нему подковылял хромой старик и попросил разрешить ему заготовить на зиму сена для конторской лошаденки, подвозившей воду с реки.

— И для ваших кроликов хватит корма.

— Косите сколько хотите, — разрешил Шмидт.

В тот же вечер Фома отбил косу, а с восходом солнца вышел на заливной луг. Сенокос еще не начался, хотя трава уже и вымахала до колена. Он первым в деревне начинал его по милостивому разрешению начальника сосновичского гарнизона.

Настя догадалась, что задумал ее связной. Когда через четыре дня над поймой поднялся небольшой, только что сметанный Фомой стог, она пошла к нему и набрала охапку дурманяще пахнущего разнотравьем сена для любимых кроликов капитана Шмидта. Стог был сметан вблизи излучины реки и хорошо был виден из деревни. За ним начинался мелкий кустарник, тянувшийся к опушке густого леса. По нему можно было незамеченным проползти из леса к стогу.

Три вечера подряд ходила Настя за душистым сеном на виду у всей деревни и немецких солдат. Никому это не казалось подозрительным, ибо внучка старой Василисы ухаживала за кроликами капитана Шмидта. Пошла она и в четвертый раз... Домой прибежала с растрепанными волосами, в разорванном платье и со слезами бросилась на шею изумленной Василисе.

— Бабушка!.. Бабушка, они меня хотели... они меня...

— Что они сделали с тобой, внученька милая, цветик мой аленький?! — заголосила испугавшаяся Василиса. Вместе с ней заплакала и Наталия Тихоновна.

На крики и громкий плач вышел из своей комнаты Шмидт.

— Что случилось, Настия? — спросил он, увидев девушку в слезах.

— Меня... когда я брала из стога сено для кроликов... на меня напали двое ваших солдат... Они хотели... Они хотели... — Настя рыдала, не в силах высказаться до конца. — Я... я едва вырвалась от них...

— Вы запомнили этих солдат? — Шмидт похолодел от мысли, что девушку могли изнасиловать его же подчиненные. — Запомнили? Я завтра же отдам их под военно-полевой суд и пошлю на фронт.

Оскорбленная девушка, размазывая по щекам слезы, покачала головой:

— Я же так испугалась! Не запомнила лица... Я теперь боюсь.,.

— Не бойтесь, Настия. Я сам буду по вечерам сопровождать вас к стогу за сеном, — пообещал Шмидт. «Даже хорошо, что так произошло, — подумал он. — Это же предлог для встречи с Настией наедине, без присмотра въедливых старух».

Действительно, на следующий вечер Шмидт сам предложил Насте пойти за сеном для кроликов.

Они медленно брели по берегу речки, перебрасываясь незначительными фразами о погоде, красоте луга и прелести соснового бора. Настя видела, что за ними на расстоянии, как бы прогуливаясь, следуют два эсэсовца с автоматами. «Все равно я вас перехитрю», — подумала она.