Десятый круг ада

Шмидт вернулся из лаборатории раньше обычного. После легкого ужина он увел Лебволя в свой кабинет, куда горничная Габи подала кофе. Профессор невольно проникся радостным чувством отцовской заботы и любви к фактически оставшемуся без родителей племяннику, и чисто дружеская беседа с ним, отныне самым близким человеком, была ему просто необходима. Она, подобно смягчающему средству, успокаивала душу старика и скрашивала его однообразную жизнь, ставшую с созданием бактериологического центра в Шварцвальде почти невыносимой и полностью зависимой от нацистов.

Лебволь понял, что принят в семью Шмидтов равноправным членом.

3

Вечером, когда отряд славянских рабочих вернулся со стройки в лагерь, помощник управляющего имением баронессы Ирмы фон Тирфельдштейн на двуколке подъехал к конторе. Привязав к столбу лошадь, он подошел к двери и невольно прислушался: из помещения доносился приглушенный звук гармошки и приятный по тембру, но удивительно тоскливый голос певца.

А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля ранила меня.

Любо, братцы, любо,
Эх любо, братцы, жить.
С нашим атаманом
Не приходится тужить…

Ладушкин распахнул дверь, увидел коротконогого, длинноволосого некрасивого парня.

— Здорово, русак-гусак!

Фимка прекратил- игру, смешно вытянулся, оскалив крупные желтоватые зубы.

— Здрасте-мордасте, бородатая коломенская верста!

— Видно, неплохо живешь, парень, раз наяриваешь на гармошке?!

— Ну! Как в волшебной сказке! Только чем дальше, тем страшнее.

Ладушкин оглядел прихожую конторы, покосился на ершистого слугу, по-дружески подмигнул ему.

— Доложь-ка, русачок-гусачок, своему господину, что помощник управляющего имением баронессы фон Тирфельдштейн господин Ладушкин с личной просьбой от сиятельной госпожи Ирмы, — сказал он.

— Господина герра еще нет на троне. Но оне скоро прибудут, — охотно ответил Фимка. — А тебе как живется-поживается под баронессовым золотым башмачком? — полюбопытствовал он.

— Уж каблучки у нее больно остры. Как ткнет ими по мягкому месту — на неделю сидеть отучит.

В сопровождении двух эсэсовцев стремительно вошел мрачный Циммерман. Искоса взглянув на незнакомого великана, он быстро прошел в свой кабинет. Эсэсовцы, сняв автоматы, уселись за стоящий у окна столик и начали расставлять шахматы.

— Доложь-ка обо мне, русачок, — напомнил Ладушкин.

Фимка прошел к Циммерману и вернулся от него, морща длинный, с горбатинкой, нос.

— Топай, волосатик, к оберу. Но предупреждаю: можешь вернуться ощипанным, как петух перед похлебкой. Без усов и бороды.

— Ничего! Авось обойдется.

— Давеча одному такому обошлось плешиной во всю макушку…

Ладушкин решительно переступил порог, чувствуя, как от охватившего его волнения чаще забилось сердце. Было отчего волноваться, ведь он оставался с глазу на глаз с боевым товарищем, разведчиком, искусно вошедшим в доверие к фашистам и вот уже несколько месяцев так талантливо разыгрывавшим из себя ярого нациста, смертельно ненавидящего большевистскую Россию и всех, кто связан с ней. Взгляды их встретились: холодный, колючий, недоверчивый — Циммермана и робкий, сдержанный, чуть восторженный — Ладушкина. Они молчали дольше, чем полагалось при встрече, внимательно изучая друг друга. Ладушкин заметил, что Генрих похудел, осунулся, — видно, нелегко ему достаются дни, проведенные среди врагов. Как бы он сейчас был рад дорогой весточке от жены Катюши. Хотелось передать и благодарность Центра за работу, поздравить с присвоением очередного воинского звания «капитан». Это и многое другое Ладушкин обязательно сообщит Генриху, но лишь только после того, когда твердо обоснуется в Оберфельде и наладит связь с Центром. Таково было строгое предписание подполковника Григорьева.

Циммерман с неприкрытой ненавистью глядел на пришельца. Уж если великан-бородач свободно передвигается по Шварцвальду и даже ездит на двуколке, значит, он своей подлостью и предательством заслужил такую милость у нацистов. Надо взять его под особый контроль и в момент выполнения задания ликвидировать как изменника Родины. Он не предложил посетителю стул, — пусть русский мужик постоит перед немецким офицером.

— Что вам угодно? — сухо спросил Циммерман.

— Госпоже баронессе требуется опытный специалист, жестянщик, — заговорил Ладушкин. — Она послала меня к господину Баремдикеру, а господин гауптштурмфюрер направил к вам.

«Быстро же ты, подлец, изучил воинские звания нацистов!» — отметил про себя Циммерман.

— Гауптштурмфюрер Баремдикер сказали, что среди ваших славянских рабочих есть прекрасные жестянщики и вы не откажете госпоже баронессе…