— Да, да. Конечно, — поспешил с ответом Шмидт. Ему было чрезвычайно приятно, что эта юная белоруска осторожно лила в его ладони подогретую воду. Он долго тер лицо, шею, смочил волосы.
— Благодарю, — вытираясь поданным полотенцем, произнес он.
— Рада услужить вам, герр капитан, — поклонилась Настя.
Днем она пошла в комендатуру, расположенную в деревенской начальной школе. Подала дежурному эсэсовцу свой документ, стала объяснять, почему оказалась в Сосновичах. Эсэсовец неожиданно вскочил из-за стола, вытянулся. В канцелярию вошел комендант, «противный рыжий офицер», о котором говорила Насте бабушка. Настя тоже поднялась со стула. Комендант, пораженный красивым лицом посетительницы, невольно остановился. Какую красотку господь бог послал в этой глухой, грязной и бедной деревушке!
Комендант взял со стола дежурного документ и попросил Настю пройти в его кабинет.
— Я сам займусь посетительницей, — сказал он удивленному эсэсовцу.
— Яволь, герр оберштурмфюрер! — гаркнул в ответ дежурный.
Комендант внимательно прочитал документ. С еще большим вниманием он слушал рассказ девушки о ее скитаниях, не спуская с нее пристального, точно пронизывающего насквозь, холодного взгляда. Насте становилось не по себе. Она то и дело краснела и часто сбивалась. Оберштурмфюрер смотрел на Настю неподвижным ледяным взглядом и напоминал ей сейчас удава, гипнотизирующего кролика. Роль бедного кролика отводилась ей, и она с нетерпением и невольным страхом ждала конца беседы, чтобы избавиться от детально изучающего ее взгляда фашиста.
— Значит, вы будете жить в доме старой Василисы? — спросил оберштурмфюрер.
— Да, герр комендант. Она моя бабушка. Мама у меня умерла еще до войны. А отец пропал без вести. Бабушка — единственная родственница…
«И везет же этому капитану Шмидту! — с завистью и неприязнью подумал оберштурмфюрер о командире строительной роты. — Такая будет красотка под боком. Протяни руку, и она твоя…» Комендант понимал, что не так-то просто будет забрать у Шмидта красавицу белоруску, хотя он и попытается это сделать. Капитану кто-то покровительствует в Берлине, его берегут. Неспроста же обыкновенного командира строительной роты охраняет взвод эсэсовцев!
Оберштурмфюрер отпустил Настю, предупредив, что ей каждую неделю придется являться лично к нему для перерегистрации.
— Хорошо, герр комендант, — обещала Настя.
Вечером, когда Шмидт вернулся с работы, она доложила ему о своем посещении комендатуры.
— Герр комендант сам принял меня, был очень любезен и просил через каждые три дня заходить лично к нему на перерегистрацию, — от себя добавила Настя, нарочно сократив установленный срок перерегистрации.
«Рыжая образина хочет прибрать к рукам внучку старой Василисы. Он способен прямо в кабинете скрутить девчонке руки и изнасиловать ее», — с отвращением подумал Шмидт о коменданте, удивляясь, как непонятное до сих пор чувство ревности постепенно захватывает его.
— Я избавлю вас от хождения в комендатуру, — обещал Шмидт.
— Премного обяжете, герр капитан, — едва заметно улыбнулась Настя. Она понимала, что отныне рыжий удав оберштурмфюрер не посмеет дотронуться до нее. Значит, можно считать, она утвердилась постоянной жительницей деревни Сосновичи.
Настя на четверть приоткрыла белую занавеску на окне кухни, давая тем самым условный знак Фоме. Связной понял: внучке не грозит никакая опасность; она остается жить у любимой бабушки.
Ежедневно Настя готовила теплую и холодную воду для Шмидта, разогревала принесенные денщиком Клаусом завтрак, обед и ужин и подавала на стол. А в те дни, когда капитан находился далеко от дома на лесоразработках, она брала с собой свежежареную крольчатину — его любимое блюдо, хлеб, термос с горячим, сладким кофе и шла к нему. Шмидт на свежем воздухе с особым аппетитом ел принесенную девушкой вкусную пищу. Постепенно немецкие солдаты и охранники-эсэсовцы привыкли видеть вместе со своим командиром Настю и беспрепятственно пропускали ее на строящийся объект. В их глазах девушка была любовницей капитана-холостяка. Офицеры, и особенно рыжий комендант, подшучивали над Альбертом, всегда строго относившимся к своей репутации, но тот не обращал внимания на эти разговоры, наоборот, он даже чуточку гордился тем, что ему прислуживает такая обворожительная девушка.
Поздним вечером Настя обычно подавала квартиранту стакан холодного молока. Шмидт усаживал девушку за стол, угощал сладостями и неизменно заводил свой походный патефон, проигрывая одну пластинку за другой. Репертуар был широк: от симфонической музыки и церковных фуг Иоганна Себастьяна Баха до немецких старинных народных шуточных, веселых песен. Особенно ему нравилась песня-баллада из «Фауста», которую любил он петь и сам.