Десятый ключ к разгадке

Я замолчал, а он облизал губы и избегал моего взгляда. Мне подумалось, что он, видимо, сильно нервничает. Я выждал несколько минут, сделав вид, что глубоко задумался. Я был уверен, что если хорошо разыграю свою партию, то выверну его наизнанку. Он производил впечатление человека, сделанного не из очень крепкого материала.

Мы сидели, наклонив головы друг к другу, чтобы остальные пассажиры в вагоне нас не услышали, и это было мне на руку. Любой детектив знает, что гораздо легче получить показания — или даже признание — от человека со слабым характером, если приблизить лицо к его лицу и говорить громко. Повышать голос я, естественно, не мог, но уже само сближение лиц давало мне преимущество.

— Кто из знакомых вашей сестры, — сказал я наконец, — кроме мистера Гантвоорта, особенно за ней ухаживал?

Он громко проглотил слюну, посмотрел в окно, потом быстро на меня и снова в окно.

— Честное слово, не знаю.

— О'кей. Попробуем иначе. Перечислите по порядку всех мужчин, которые интересовались ею и которыми интересовалась она.

Он продолжал смотреть в окно.

— Ну, кто первый? — нажимал я.

Он загнанно, с отчаянием, взглянул мне в глаза.

— Я понимаю, что это звучит глупо, но я, ее родной брат, не могу назвать ни одного человека, которым Креда интересовалась бы до знакомства с Гантвоортом. Она никогда, насколько мне известно, не питала никаких чувств ни к одному мужчине. Возможно, конечно, был кто-то, о ком я не знаю, но...

Действительно, это звучало глупо. Креда Декстер — хорошенький котенок, как ее назвал О'Гар , — по-моему, не выдержала бы долго, если бы хоть один мужик за ней не волочился. Сидящий передо мной щуплый красавчик, конечно же, врал. Другого объяснения не было.

Я взялся за него всерьез. Но когда под вечер мы подъезжали к Окленду, он все еще упирался в своем утверждении, что Гантвоорт являлся единственным поклонником его сестры, о котором ему было известно. А мне было известно, что я совершил ошибку, недооценив Мэддена Декстера, и плохо разыграл свои карты, пытаясь слишком быстро все из него вытянуть; слишком ясно дал ему понять, что меня интересует. Он оказался значительно более крепким, чем я думал. Или значительно более заинтересованным в сокрытии убийцы Гантвоорта, чем можно было предположить.

Но один положительный момент все же присутствовал — раз Декстер лгал — а насчет этого сомнений быть не могло — значит, соперник Гантвоорта действительно существовал и несостоявшийся родственник подозревал или знал наверняка, что соперник этот и прикончил старика.

Сходя с поезда в Окленде, я понимал, что потерпел поражение и что уже не вытяну из него ничего интересного — во всяком случае, не сегодня. Но, тем не менее, я держался рядом с ним и не оставил его, когда он сел на паром, идущий в Сан-Франциско, хотя Декстер и не скрывал, что мое общество ему уже надоело. Всегда есть шанс, что произойдет нечто непредвиденное, а посему я продолжал изводить его вопросами и тогда, когда паром отчалил от берега.

Вскоре к нам подошел мужчина — здоровенный крепкий парень в легком плаще и с черной сумкой.

— Привет, Мэдден, — поздоровался он с моим спутником, приближаясь к нему с вытянутой рукой. — А я только приехал и как раз пытался припомнить номер твоего телефона, — сказал он, поставив сумку и дружески пожав ему ладонь.

Мэдден Декстер обернулся ко мне.

— Это мистер Смит, — представил он парня и, произнеся мою фамилию, добавил: — Работник Континентального сыскного агентства в Сан-Франциско.

Это пояснение — несомненно, с целью предостеречь Смита — привело к тому, что я напрягся и стал более бдительным. Паром, однако, был забит людьми — нас окружало человек сто. Я расслабился, мило улыбнулся и обменялся со Смитом рукопожатием. Кем бы ни был этот человек и какова бы ни была его связь с убийством — а если не было никакой, то зачем Декстер так срочно и неуклюже его предупредил — он не мог мне здесь ничего сделать. Люди вокруг давали мне преимущество перед ним.

Это была моя вторая ошибка в тот день.

Левая рука Смита полезла в карман плаща, вернее, в глубь такого вертикального разреза, который встречается в некоторых плащах; через него можно добраться до внутренних карманов, не расстегивая пуговицы. Его ладонь исчезла в этом разрезе и раздвинула плащ настолько, чтобы я увидел приподнятый ствол автоматического пистолета (который, кроме меня, никто заметить не мог), направленный мне в живот.

— Выйдем на палубу? — спросил Смит, но это был приказ.

Я колебался. Не хотелось мне покидать всех этих людей, которые стояли или сидели — слепцы — вокруг нас. Но Смит не производил впечатления осторожного человека. Похоже было, что он вполне способен пренебречь и сотней свидетелей.

Я повернулся и двинулся сквозь толпу. Правая рука Смита дружески лежала на моем плече, когда он шел за мной, левая сжимала скрытый под плащом и прижатый к моему позвоночнику пистолет.