Десять уравнений, которые правят миром. И как их можете использовать вы

Социологи делают всё возможное, чтобы найти статистически верное объяснение данным. Я познакомился с Би Пуранен из Института исследований будущего в Стокгольме, когда мы вместе ехали в Санкт-Петербург на конференцию по политическим переменам. Исследователи в институте, который мы посетили, финансировались непосредственно из средств, выделенных Дмитрием Медведевым, который был президентом России, когда Владимир Путин занимал пост премьер-министра. Однако настроения молодых докторантов были направлены резко против истеблишмента. Они нуждались в демократических переменах и страстно рассказывали, как подавляют их взгляды. Я сам был свидетелем, как тщательно Би разбиралась в конфликтах, симпатизируя собеседникам, но принимая при этом реалии проведения исследовательского проекта в современной России.

Для Би было жизненно важно, чтобы российские исследователи, с которыми она работала, безотносительно к их политическим взглядам вели проект «Всемирный обзор ценностей» точно так же, как и во всех странах-участницах (их почти сто). Задавая людям со всего мира один и тот же набор вопросов, многие из которых относились к таким деликатным темам, как демократия, гомосексуальность, иммиграция и религия, Би и ее коллеги хотели понять, как меняются ценности в разных странах планеты[141]. Даже самый политически мотивированный исследователь быстро понимал: данные нужно собирать как можно более нейтрально.

В обзоре было 282 вопроса, поэтому корреляции давали удобный способ обобщать сходства и различия между ответами. Двое из коллег Би – Рональд Инглхарт и Кристиан Вельцель – обнаружили, что люди, делающие упор на семейные ценности, национальную гордость и религию, чаще имеют моральные возражения против разводов, абортов, эвтаназии и самоубийства. Корреляции в ответах на такие вопросы позволили Инглхарту и Вельцелю классифицировать граждан разных стран по шкале традиционализм – светскость[142]. Такие страны, как Марокко, Пакистан или Нигерия, склонны к традиционализму, а Япония, Швеция и Болгария более светские. Этот результат ни в коем случае не означает, что все люди в какой-то стране придерживаются одинаковых взглядов; однако он дает статистически верную суммарную сводку мнений, доминирующих в этом государстве.

Крис Вельцель нашел еще один вариант корреляции вопросов и ответов. Люди, которых беспокоит свобода слова, тоже склонны ценить воображение, независимость и гендерное равенство в образовании, а также терпимы к гомосексуализму. Ответы на эти вопросы, которые Вельцель отнес к эмансипационным ценностям, коррелировали положительно. К странам с высокими эмансипационными ценностями относятся, например, Великобритания, США и Швеция.

Действительно важным моментом здесь оказалось то, что первая ось (традиционализм – светскость) не коррелировала со второй – эмансипацией. Например, в начале нового тысячелетия русские и болгары отличались высокими светскими ценностями, но не ценили эмансипацию. В США свобода и эмансипация важны почти для всех, но при этом страна остается традиционалистской в том смысле, что многие граждане отдают приоритет религиозным и семейным ценностям. Скандинавские страны – яркие примеры государств и со светскими, и с эмансипационными ценностями, а Зимбабве, Пакистан и Марокко находятся на противоположном конце спектра, где ценят и традиции, и послушание властям.

Разделение ценностей по двум независимым осям натолкнуло Би Пуранен на одну идею. Она захотела узнать, как изменились ценности мигрантов после их появления в Швеции. В 2015 году в стране попросили убежища 150 тысяч человек, в основном из Сирии, Ирака и Афганистана (это примерно 1,5 % населения Швеции); и все они прибыли из трех стран с совершенно иным набором культурных ценностей по сравнению с ценностями их нового дома.

Когда уроженцы западных стран смотрят на этих иммигрантов, то часто замечают проявления, связанные с их традиционными ценностями (хиджабы, новые мечети). Такие наблюдения приводят некоторых к выводам, что, например, мусульмане не могут приспособить свои ценности к новой родине. Внешний вид может демонстрировать, как иммигранты пытаются сохранить свои традиции, однако единственный статистически верный способ понять их внутренние ценности – поговорить с ними и спросить, что они думают. Именно этим занимались Би и ее коллеги. Они опросили 6501 из тех людей, которые приехали в Швецию за последние десять лет, задавая им вопросы об их ценностях.

Результаты были поразительными. Многие иммигранты разделяли типичное европейское стремление к гендерному равенству и терпимость к гомосексуальности, не принимая при этом крайнего шведского секуляризма. Они сохраняли свои традиционные ценности – те, что видны посторонним, – которые касаются важности семьи и религии. По сути, типичная иракская или сомалийская семья, живущая в Стокгольме, имеет очень схожие ценности с обычной американской семьей, проживающей в Техасе.