Потом пошёл основной поток беженцев. Экваториальные и тропические государства, в тщетной попытке спасти своё население, ужесточают условия перехода границ, потом закрывают их вовсе. Рядом с границами растут палаточные городки. Это не тысячи — миллионы людей. Правительства эмигрантов от увещеваний своих соседей, расположенных географически более удачно, быстро переходят к решительным действиям. Слышен клич: "выживают все или никто". Что на деле означает: "никто"! Потому что катастрофа ещё более глобальна, чем кажется. Урожай на полях гибнет, не успевая созревать. Сперва ели прошлогодние запасы, потом стратегические, потом начался голод.
Скоротечные вооружённые столкновения не перерастают в глобальную войну, потому что армии разваливаются. Теперь все понимают — это конец. Каждый сам за себя.
Вооружённые бандитские формирования терроризируют палаточные городки около границ и пытаются прорваться на территорию стран с тёплым климатом. Границы под охраной армии. Давление со стороны соседей нарастает. Общая мобилизация: все на охрану государственных границ. Пахать и сеять на территориях, которые ещё могут что-то дать, уже некому. Все воюют. Ресурсы страны быстро исчерпываются.
Но граница прорвана. И не остатками чьей-то армии. Нет.
Граница прорвана доведенными до отчаяния голодом и безысходностью людьми. Это уже было. Люди встают во весь рост и просто идут на пулемёты. Женщины, дети. Идут день, идут два. Гора трупов растёт. Половина снарядов месит развороченную груду тел, и на долю живых остаётся всё меньше и меньше. И оружие отказывается выплёвывать смерть, потому что раскалено. Металл "плачет и течёт", не выдерживает человеческой ненависти, клинит. Потому что нас слишком много, чтобы выжить без организации. А мать анархия может предложить меню только из двух блюд: или жрать собственное дерьмо, или друг друга…
— Ну и фантазия у тебя, Отто! — оживает бортовая сеть. — Давно тебя не слышал, уже начал беспокоиться…
Отто не удивлён. Этого следовало ожидать. Это он должен был понять с самого начала. И если бы понял, если бы поверил, если бы умерил свою гордость, возможно, и в самом деле что-то пошло бы иначе. И только к лучшему. Потому что хуже того, что он увидел, ничего быть не могло.
— Выходит, продажные политики, по поводу которых ты всегда так горячишься, не такое уж и зло?
Отто молчит. Он смотрит на бледную от зла планету и видит бездну ужаса, свалку утраченных надежд и сломанных горизонтов.
— Молчишь, — с каким-то удовлетворением говорит Василий. — Это потому что сказать нечего. Зато можешь представить последние сцены. И, возможно, поймёшь, наконец, что управлять стадом гнусных и подлых тварей может только ещё более гнусная и подлая тварь, которая железные зубы нажила на гнусности и подлости. И это твоё стадо, Отто. И это фундамент твоей цивилизации.
— Не понимаю, — сказал Отто. — Что тебе от меня нужно?
— Чтобы ты посмотрел на себя. Кто ты есть? Как с тобой можно справиться? Не будь над такими как ты власти в погонах и без погон, вы бы зубами рвали каждого встречного-поперечного! Твоим продажным политикам при жизни золотые памятники нужно было ставить. За то, что держат вас всех на цепи, временами сажают в клетку и всегда мордой в грязь! Высунулся? В грязь! Чтоб не забывались. Без них вы бы давным-давно сожрали друг друга!
— Я не хочу с тобой разговаривать!
— Странно. А ведь это ты принял решение, Отто. Неужели забыл? У тебя был выбор: жертвануть миллиардом, но спасти планету и дать людям ещё один шанс, или скорый безрадостный финал, с гибелью цивилизации и кошмарными трагическими эпизодами на финише.
Отто схватился за голову: "Зачем это ему? Что он со мной делает?"
— Ты не можешь повесить на меня ответственность за всё это, — прошептал он. — Я не думал, что это так серьёзно
— Так ведь и все так "не думают". Каждый полагает себя маленьким человечком, от которого ничего не зависит. Все сидят по своим норкам, а мир катится к чёртовой матери!
— Такое впечатление, что тебя это радует!
— А чего мне печалиться? Да и тебе, кстати, тоже. Ничего страшного. Мир уже там, на конечной остановке. Теперь матушка приласкает, подбросит новый сортовой "материал", и вперёд! С песней и с самого начала!
— Матушка?
— Кселина, — вежливо уточнил Василий. — Неужели не познакомился?
Отто посмотрел на Калиму. Та развела руками.
— Познакомился, — осторожно ответил Отто. — О подвигах твоих рассказывала.
— Что она знает? — чувствовалось, как он ухмыляется. — Ладно, кто старое помянёт, тому глаз вон… или оба. Я вот о чём думаю: может, заглянете ко мне на минутку? Мне ведь без вашей помощи отсюда ни за что не выбраться!
— То есть твои возможности всё-таки ограничены?
— Гениальное прозрение, — издевательски прокомментировал Василий. — А я разве это скрывал? Мои возможности ограничены человеческим телом, Отто. Исключительно капризная вещь.
— А мне нравится!
— Ещё бы! Ты же не помнишь своей истинной оболочки, таковы правила.
— Что ещё за "правила"?
— Правила игры.
— Какой игры, Василий? Чьей игры?