Калима предложила погадать на меня.
Та с готовностью перетасовала карты и тут же выдала свой сценарий вечной любви. Главные роли, разумеется, достались нам с Калимой.
— Вы всегда были вместе, — сообщила "цыганка". — Вы — это одно. Никогда ещё не видела столь тесно связанных судеб. По-сути, одна линия и тянется очень далеко, лет двести на двоих, не меньше. Сама не понимаю…
Мне этот способ заработка никогда не нравился.
Несколько уроков психоанализа, немного внимания, и вы всегда сумеете угадать, что от вас хотят услышать. Но на Калиму этот сеанс почему-то произвёл впечатление.
— Ты спасёшь меня? — спросила она той же ночью.
— Разумеется, — ответил я. — Позвони в офис, измени условия сделки, и буду тебя спасать хоть до второго пришествия…
— Как странно, — вторгается в мои воспоминания голос Василия. — Каких-то сто лет назад просьба женщины о защите наполняла жизнь мужчины смыслом, была предметом его гордости и лютой зависти окружающих. А ведь принято считать те времена куда менее цивилизованными, чем сегодняшнее настоящее…
Я смотрю в его сторону и молчу.
Ночь. Тучи. Ни лица его, ни глаз не видно. Но у меня такое ощущение, что он заглядывает мне в душу.
И мне очень не нравится то, что он там видит.
— Это я так, к слову, — слышу его слова.
Они меня не успокаивают.
— Не напрягайся, — пытается он разрядить обстановку. — Просто меня шокируют твои решения. Они мне напоминают неуклюжих, громоздких монстров, которым легче раздавить своего создателя, чем служить ему…
Мне нечего ему сказать. У меня было много учителей, разных по возрасту, цвету кожи и характеру. Они во многом противоречили друг другу, но всегда сходились в одном: жив человек, значит, его решение верно. А верное решение всегда красиво. Неправильный ответ подразумевает неправильное решение и смерть, которая никого не интересует ни красотой, ни уродливостью.
— А что мы будем делать, если "салют" бабахнет, а шары не прилетят?
Я молчу: не могу придти в себя от его проницательности.
— Прилетят, — отвечаю неохотно, через силу.
Не хочу рассказывать о нехороших предчувствиях. Не говорить же ему: "Слушай, давай отнесём топливные мешки обратно!" Поэтому говорю совсем другое:
— Через минуту болтать будет некогда, давай-ка я ещё раз повторю. На сам пожар не смотрим, чтобы не слепить глаза. Я осматриваю остров. Хотя бы одна из этих тварей должна вылезти наружу. Из любопытства. Не каждый день эта глухомань может любоваться праздничными фейерверками. Необходимо засечь дверь, люк, лаз… хоть что-нибудь.
Я чувствую, как меня начинает трясти. Возбуждение идёт откуда-то изнутри и быстро растекается по телу. "Сейчас, сейчас, — уговариваю себя. — Ещё минута-две, и я увижу. Я не промахнусь…"
— Твоя задача — следить за шарами. Если они начнут двигаться в нашу сторону, разбегаемся и прячемся в воде, — я перевожу дух, потом с надеждой предлагаю. — Подумай, ещё не поздно отыграть назад. Я подожду, пока ты уйдёшь достаточно далеко. Я подожду до утра…
— Поджигай!
Передаю ему прибор ночного видения, вскакиваю и, легко прыгая с камня на камень, спускаюсь к подножию острова. Боль в глазах отступает. Мне сейчас не до неё, и, похоже, она чувствует это. Добираюсь до кучи хвороста, который мы навалили на мешки с топливом. На самом верху этого сооружения, на уровне груди, — циновка, примерно метр на метр. Её плетению мы посвятили почти сутки жизни. Я рассыпаю весь запас ампул с самовоспламеняющейся жидкостью, стараясь, чтобы они оказались как можно дальше друг от друга. Потом, достаю одну из зажигалок, вскрываю её контейнер и выливаю бензин на самый край плетёнки.
"Вот теперь уже всё! — я в восторге. — Назад дороги нет. Впрочем, что такое назад"?
Щёлкаю "трофейной" зажигалкой и бросаю её на влажную от бензина циновку. Сухая трава тут же вспыхивает быстро расширяющимся очагом голубого пламени.
Поворачиваюсь к растущему костру спиной и убегаю со всей возможной поспешностью. Моя тень растёт, увеличивается в размерах, мечется под ногами, пытается вырваться вперёд, будто не желает, чтобы я на неё наступал. Но куда она денется? Не можем мы друг без друга. Где-то на середине пути меня поджидает Василий. Он возвращает прибор ночного видения, и мы продолжаем подъём вместе…
К сожалению, ампулы рвут тишину ночи до того, как мы занимаем наблюдательный пост на валуне. Падаю на вершину — сравнительно ровную небольшую площадку, свободную ото мха, отворачиваюсь от полыхающего зарева, следить за ним — забота Василия, и, прежде чем воспользоваться прибором, быстро осматриваю остров.
В свете колышущегося пламени костра, открывающийся пейзаж приобретает причудливые, фантастические формы. Освещённые бока и вершины мегалитов, мокрые стволы и сверкающая сталью листва огромных деревьев, ещё не просохших после минувших дождей, сменяются чёрными провалами теней, заполняющих мрачные бездонные пропасти и ущелья. Где-то здесь притаился враг. И я сделал всё, чтобы он себя обнаружил.