Десант стоит насмерть. Операция «Багратион»

У Верхнего дзота, где расположилось командование, нарастало напряжение. Собственно, и рядовые партизаны, кто поопытнее, сознавали: если немцы двинут бронетехнику, мост придется подрывать. Немцы, конечно, не пройдут, но и доверенное батальону задание будет провалено. Мост — вот же он, уже взятый, целенький. Михась понимал, что Гнатовский мост для наступления целого фронта не самая великая ценность. Сколько их, мостов, в округе: Орешецкий взять или Даргановский. Но и Гнатовская переправа будет нужна Красной Армии. Иначе бы не ставили задачу батальону, не шло бы сюда столько людей. Вот и немцы к мосту уже сползаются. Нет, важный мост. Может, именно сюда и ударит наша армия главным обходным маневром…

— Ракету бросили!

Над реденькой рощицей на уже «немецком» берегу повис бледный зеленый светляк. Разом зашевелились фрицы в Гнатовке. Двинулась к мосту криворылая самоходка, выкатился бронетранспортер, зарычали другие броневики. Побежали к берегу немцы… Почти одновременно вспыхнула яростная перестрелка ниже по реке. Было понятно, что там фрицы пытаются форсировать Свислу…

Путелин двинул в помощь заслону взвод из резерва. Михась без спешки ловил в прицел перебегающую на том берегу фигурку немца, стараясь не дергать, тянул спуск. Винтовка выпускала пулю в своих бывших хозяев, пихалась в плечо. Поборец, морщась, передергивал затвор. Обрубок пальца этого движения очень не любил. Немецкое оружье, чтоб его марципан ужрал, вредительское…

Пальба ниже по течению не утихала: строчил-захлебывался выдвинутый с резервом пулемет. Немцы вроде отвечали из своего. Упорные. Небось там и лезут, где ночью Михась своих переправлял. Но днем совсем иное дело. Сдержат там фрицев. А у моста еще неизвестно как обернется…

Партизанская минометная батарея работала правильно — мины рвались на пологом спуске от деревни, — атаковавшие там немцы залегли. Разрывом мины повредило один из броневиков — тот встал, немцы приподнимались над бронированным бортом, стреляли из винтовок. Другие машины спустились почти к мосту. Шедшая головной самоходка развернулась, вспыхивал злой огонек рядом с ее недействующим орудием — пулемет самоходки резал короткими очередями через мост, прижимая партизан, залегших в неглубоких, нарытых за ночь окопчиках. У крайней избы пристроился немецкий грузовик с зениткой — этот скупо, но на удивление точно бил по Верхнему дзоту и окопам. Как назло, огонь минометов ослабел — запас мин у партизанской батареи был скромен. Поднялись залегшие немцы. Михась выцеливал бойкого немца, все взмахивающего автоматом, — наверное, офицер.

— Связной! Эй, связного сюда!

— Михась, тебя вроде, — крикнул Колька-Грач, перезаряжавший свой полуавтомат.

— Да иду, — с досадой откликнулся Михась — шустрый автоматчик переползал, будто и не лично на него пять патронов истратили.

Командование нервничало и в голос ругалось. Комиссар, обычно не упускавший случая призвать к «сознательной и ясной речи», сейчас и сам сильно ругался.

— Михась, скатись вниз и передай бронебойщикам, чтоб весь огонь на самоходке сосредоточили. Пусть хоть как ее остановят. Понял?

— Сделаю. — Михась наискось закинул винтовку за спину.

— Миша, ты сначала в обход, потом низом вдоль дороги, — показывал размашистыми жестами, словно глухонемому, комиссар.

Поборец кивнул. Комиссар с Большой земли, людей не всех знает, да и момент боя еще не чует, слабо разбирается. Кстати, «мишами» медведей в цирке кличут, а не хлопцев.

Михась прошел вдоль траншеи, вспрыгнул на приступок… Земля подсохла, бежать было легко. Сзади заорали, но Поборец уже несся вниз напрямик…

На склоне и вправду покатился — винтовка поддала по ребрам, по голове трава хлестала. Задел руку калеченную, взвыл коротко, прокатился через шею, на миг застрял в кусте, дальше полз уже по-человечески. С опозданием вспомнилось, что свистело-то рядышком. Наверняка та зенитка на грузовике, чтоб ее на марципан жопой…

Сверху бронебойщиков Михась видел, но пока докатился, они малость затерялись. Пришлось ползти вдоль ведущих огонь партизан. Кое-кого побило — Михась видел двоих: Мамеда Хареева и высокого минчанина, имя которого забылось. Наконец, Поборец выполз к Макашенке, тот прижимал к плечу приклад длинного «костыля» бронебойки, щурил глаз.

— Дядь Яков!

Бронебойка бабахнула, стрелок обернулся:

— Чего здесь шляешься, Михась? Секут, башки не поднять…

— Путелин приказал бить по самоходке. Сосредоточенно, значит.

— Да пуляли уже, — Яков сплюнул розовым. — Её в лоб не прошибешь. Гончаренок со своим к берегу пробовал спуститься, чтоб в бок ее садануть. Там и лежат. Ружье хлопцы вытащили, да к бронебойке привык нужон. Я б Саньку послал, да ему плечо раздробило. Тож высовывался, паршивец…

Михась второго номера дяди Якова тоже неплохо знал — от гонялки как-то вместе по Сокольему болоту уходили. Жалко. Плечо — это даже не рука.

Яков осторожно выглянул:

— Два трактора мы подшибли. А эта стоит, стервоза. Не, не возьмем мы ее. Хотели б фрицы в самоходке, уже б мост миновали. Пехоту, сука, ждет. Ты там скажи, чтоб отсекли пехоту…