Десант стоит насмерть. Операция «Багратион»

— Да что тут пропустишь? — удивился Михась. — Вон народу сколько. Обществом помирать будем.

Начался артобстрел. Снаряды ложились в середину болота, где людей было немного, но кричали там между равномерными разрывами страшно…

Во второй половине дня все, кто с оружием, ушли через болото к редкому сосняку. Прошел слух, что готовится прорыв. Выходить будут побригадно, в порядке и по команде. Михась размышлял: к какому батальону пристроиться, чтоб половчей вышло?

— Слушай, там дальше еще болото и людей полно, — с отчаяньем прошептал Цвелев.

— Так где ж нам быть, как не в болоте, такое уж партизанское дело. Прорвемся. Не удержат такую силу немцы.

Ночью бомбили. На этот раз немцев. С Большой земли шли и шли тяжелые самолеты, казалось, все небо в урчании двигателей. Люди в болоте задирали головы, пытаясь разглядеть тени на звездном небе. Громыхало за лесом: бомбили деревни и траншеи, где засели каратели. Поднялось зарево. Михась думал, что толку от той бомбежки чуть — далековато кидают. Но не забыли же. Помогает Красная Армия. И еще поможет.

Готовились к прорыву. Михась отобрал у непонятно мявшегося Цвелева вещмешок и достал оставшиеся продукты. Доели сухари, а сгущенку Михась вскрыл и отдал бабам, что с малыми сидели. Сопляки поочередно пальцы в банку совали, облизывали, Цвелев смотрел и, кажется, плакал. Странный человек: думает, раз перед смертью, так и сладкого детям не хочется?

Возник из темноты Лебедев. Михась даже удивился — полагал, что лейтенант при штабе пристроится, там понадежнее. Но Лебедев особо поудивляться не дал: положил рядом рюкзак с чем-то небольшим, но увесистым:

— Вот все, что нам оставили. Сейчас вернусь, и уходим. Цвелев, за груз головой отвечаешь.

Суетлив был лейтенант, Михась подумал, что теперь-то Лебедев не вернется, так оно и вышло. Через час зашебуршились люди, шепоток прошел: выступать из болота к прорыву. Народ двинулся через гать, прошла по цепи команда: с пулеметами-автоматами — на фланги. Цвелев, отягощенный секретным рюкзаком и лейтенантским ППШ, растерянно закрутил головой.

— Иди вон с хлопцами, — сказал Михась. — Огневое прикрытие сделаете. А как немцы в ответ влупят, что на фланге быть, что в центре — все едино.

— Я понимаю. Но груз…

— На фланг, автоматчик, — коренастый человек в ремнях, подгоняющий поток бредущих наугад и на ощупь людей, ухватил Цвелева за рукав ватника. — Живей, живей…

— Торбу мне давай, — сказал Михась. — Небось, не потеряю.

Бледный Цвелев ушел вместе с пулеметчиком, несшим ДТ на плече. Михась подумал, что опытность — полезная вещь. Вот человек к бою непривычный, и трясет его, и трусит, как заяц. С другой стороны, что толку в той опытности? Помирать-то все равно неохота.

— На Новое Село[43] пробиваемся, — прошел шепоток по людям.

Новое Село Михась смутно помнил только по карте. Ну, тут главное, за немецкую оборону проскочить. Там словчимся…

Партизаны и беженцы шли через ржаное поле. В тишине, лишь шорох тысяч ног по уже взошедшей ржи. Стрельба шла где-то сзади, на болотах и севернее. А здесь только шорох… Заплакал было ребенок, тут же умолк…

И, наконец, началось. Видно, приказано было патронов не жалеть: такого плотного автоматно-пулеметного треска Михасю слышать не доводилось. Фланги прорывающихся ощетинились огнем. Бойцы, шедшие в середине толпы-колонны, поднимали винтовки и стреляли в сторону врага. Боец Поборец тоже пальнул пару раз, затем патронов стало жалко — чего их в небо жечь? Да и не вышел Михась ростом для такой стрельбы с подпрыгом.

Потом немцы ответили вдвойне: резкий залп, треск пулеметов, заглушивший многоголосый крик прорывающихся…

Дальше, как обычно бывает в большом бою, всё смешалось. Михась бежал, куда все бежали, падал, когда свистело рядом, перепрыгивал через носилки и тела. Помог встать девушке с санитарной сумкой, да она через два шага опять на четвереньки села. Немцы сыпали из минометов, но мины уже за спиной ложились. Кто-то сшиб Михася с ног, подниматься было трудно, увесистый, низко висящий рюкзак так и бил по заднице. Передыхивая, Михась встал на колено, опустошил магазин трехлинейки по пулеметным вспышкам впереди. Огрызок пальца на рывки затвора отзывался привычной саднящей болью. Впихивая в магазин патроны, Михась подумал, что определенно выходит полный марципан — не пробиться здесь. Но за спиной бежали, кричали, перебегали справа партизаны-автоматчики — ершились огнем рубчатые стволы ППШ. Михась разглядел впереди траншеи, мелькнула каска драпающего немца, и догадался, что кто-то из бригадных уж точно проломится…

…Мерцало оранжевое пламя у бугорка, стелились над землей огненные струи немецкого огнемета, корчились люди. Михась не присматривался, бежал, толкал вперед рыдающих баб, что направление потеряли, понаддал прикладом пониже спины оглядывающемуся мальчишке…

…Люди бежали вперед — Михась удивился тому, как много народу еще осталось на ногах. Даже носилки волокут, не побросали…