Десант местного значения

Они прошли над еще горящим аэродромом, все же подполковник втайне надеялся, что на нем осталась неповрежденная полоса. Напрасно. Мало того, что на полосе горело несколько обломков, в которых с трудом угадывались американские самолеты, в самой полосе добавились здоровенные дыры, с торчащими по краям вверх иззубренными кусками материала настила полосы. Пытаться сесть на такое – это изощренная форма самоубийства, проще направить самолет в океан. Оставалось озеро, довольно большое, с пологими, ничем не поросшими берегами. Сажать на незнакомое озеро поврежденный самолет, да еще ночью, с сильным боковым ветром, это очень непростая задача. Сначала Браун хотел садиться на втором заходе, просто пройдя над местом будущей посадки на малой высоте, чтобы хоть как-то оценить ее, но ему пришлось отказаться от этой идеи. Топливо утекало через дырявую магистраль быстрее, чем они думали вначале, и на приборной панели уже загорелась лампочка аварийного остатка. Посадка была жесткой. Берег озера оказался не таким уж ровным, как это выглядело сверху, да еще при снижении машина все время кренилась в сторону поврежденного крыла. «Фантом», как какое-то доисторическое раненое чудовище, ревя двигателями, пропахал по берегу длинную и широкую борозду, а потом, сильно накренившись, наконец остановился. Подполковника в кабине мотало и бросало; если бы не ремни, которыми он был пристегнут к креслу, его вообще бы размазало о переплет фонаря и приборную панель. Но и будучи пристегнутым, в конце концов, Браун потерял сознание от перегрузок.

Когда он очнулся, то поначалу никак не мог понять, где он, как сюда попал и сколько времени был без сознания. Даже положение его организма в пространстве оставалось загадкой для спутанного сознания. Но беспамятство постепенно отступало, и он потихоньку приходил в себя, вспоминал, что было с ним до того, как он потерял сознание. И наконец, он осознал себя и окружающий его мир полностью, и это его не обрадовало. Его тело по-прежнему находилось в пилотском кресле флотского перехватчика F-4В «Фантом», пристегнутое ремнями, только самолет уже никуда не летел. Правда, из всех чувств к нему вернулось лишь зрение, только он пока еще этого не понял. Доходить это начало до него, когда он стал медленно поворачивать голову, пытаясь оглядеться. И поначалу даже не понял, что все происходит, как будто все предметы завернули в толстую вату. Самолет лежал на пологом берегу замерзшего озера, причем на боку. Одно крыло частью обломилось, и самолет фактически сейчас торчал на боку, упираясь в землю частично обломанным крылом, частично всем своим немаленьким фюзеляжем.

Браун попытался отстегнуть ремни, но правая рука взорвалась такой болью, что он опять чуть было не потерял сознание. Явно сломана, хотя как он умудрился ее сломать, будучи пристегнутым в пилотском кресле, ему было решительно не понятно. Боль, как ни странно, окончательно ему прочистила мозги, и к нему вернулись осязание и слух. Какофония звуков и запахов буквально вдавила его в кресло, так резко и неожиданно это случилось. Остро пахло керосином, горячим железом и еще почему-то тиной и водяным паром. Звуки тоже были самые разнообразные, большей частью они исходили от умирающего самолета. Потрескивание, какое-то механическое жужжание, скрежет. Еще за кабиной свистел ветер и шуршал переносимый ветром снег. Поначалу он не понял, как это, находясь в герметичной кабине, можно ощущать и слышать наружные запахи и звуки. Но когда особо сильным порывом ветра ему в ноги, откуда-то снизу, задуло порцию снежной пыли, он понял, что самолет поврежден гораздо сильнее, чем ему казалось вначале. Потом он услышал еще звуки. Слабый стон его оператора позади и негромкие голоса снаружи. Он приподнялся в кресле и повернул голову назад, стараясь не потревожить поврежденную руку. Оператор висел на ремнях в своем кресле, безвольно закинув голову на подголовник. Явно без сознания. А чуть сбоку и позади самолета стояли люди. Много, более десятка, в большинстве своем старики и дети. Просто стояли, смотря на американский самолет.