Дерзость

Я был очень голоден, однако, обыскав все шалаши, не нашел ничего съестного. Кое-какие крохи табака у меня еще оставались в кисете, а огня не было. После долгих поисков я все-таки нашел кем-то оброненную коробку спичек. Она была насквозь пропитана влагой. Высушив кусочек терки и несколько спичек на своем теле, я с большим удовольствием покурил и, зарывшись в соломенную подстилку шалаша, на какое-то время забылся. Подняться заставил холод. Прямо возле шалаша впервые развел небольшой костер и стал сушить одежду. С трудом натянув на опухшие ноги еще сырые сапоги, почувствовал благодатное тепло, расстелил сухую плащ-палатку и заснул у догорающего костра. И приснилось мне, что сижу я дома за столом, а мама наливает в тарелку ароматный горячий суп с бараниной и домашней лапшой. Неторопливо подношу ко рту ложку, но есть не могу. Горячая жидкость обжигает потрескавшиеся губы, а тут еще кто-то трясет меня за плечо, еле удерживаю ложку. Проснулся и увидел склонившуюся надо мной пожилую женщину.

- Что это ты, сынок, разоспался-то, немцы ж рядом.

Какое-то время я смотрел на нее, ничего не понимая, затем рванулся, чтобы встать, но женщина удержала меня.

- Ты погоди, не спеши. Немцы-то сейчас ушли в деревню, обедают.

- Откуда вы, мамаша? - спросил я и с ужасом подумал, как неосмотрительно поступил. Ведь так же вот и немцы могли наткнуться на меня.

- Я здешняя, из соседней деревни, а ты-то кто будешь?

- Иду из окружения, - ответил я и невольно глянул на узелок, который лежал в корзине с грибами.

- Да ты небось голодный, а я-то... - Женщина быстро развязала платок, достала большой ломоть хлеба, кусочек порыжевшего сала и, пока я торопливо жевал, не спеша рассказывала:

- Председателя нашего расстреляли и семью ею - тоже. Кого из партийцев да комсомольцев поймали - уничтожили. Лютуют, супостаты, ой как лютуют. И мои два сынка, как и ты, на войне. Служили на западной. Может быть, тоже скитаются где или уж сложили свои головушки...

- Что поделать, такая нам судьба выпала, а глядишь, и вернутся твои сыновья, всех-то не побьют.

- Силен больно немец-то. Вчера, почитай, весь день шли фашистские танки и дорогой, и полем, и через деревню. Много их... Говорят, у Ярцева стояли наши, да теперь опять отойдут...

- А далеко ли до Ярцева? - спросил я.

- Да верст тридцать с гаком будет, - ответила женщина и тяжело вздохнула. - Ох, горе, горе... Однако мне пора к молотилке, слышишь, там уж немцы шумят. Хлеб заставляют молотить, а нам есть нечего, колоски в поле собираем. А хлеб увозят, до последнего зернышка.

- Скажи, мать, а партизаны в село не заходят?

- Нет, не слыхала, сынок, не видала. Прощай, доброго тебе пути, сердешный.

- Прощай, мать. Спасибо тебе за хлеб да за доброе слово!

В поле и в самом деле запустили трактор, начала работать молотилка. Человек двадцать женщин подавали в нее снопы, веяли зерно. Немцы присматривали за женщинами, покрикивали на них, иные копошились возле машин. Вечером все ушли. Я осторожно подошел к току, рассмотрел машины. Молотилка наша советская и трактор тоже наш - ХТЗ.

Рядом с трактором стояли бочки с керосином и ведро. С трудом отвернув пробку, налил ведро керосина и вылил его на трактор, второе и третье - на молотилку. Чиркнул спичкой, машины вспыхнули, и долго еще яркое пламя освещало мой путь.

Что же делать дальше, как поступить? Искать своих товарищей, партизан? Или воевать одному?

Повоюешь тут, как же - патронов всего полдиска, мин нет, взрывчатки тоже. Что мог, я уже сделал. Что еще? Стоп! Ведь в задание нашей группы входит и разведка. Необходимо как можно быстрее сообщить командованию, где расположены обнаруженные мною зенитные батареи, аэродром, откуда движется к фронту большая колонна вражеских танков. Итак, решено - немедленно через линию фронта к своим. Подстегиваемый этими мыслями, я принялся было бежать, да где там вскоре выдохся, упал на стерню и долго не мог отдышаться.

Двинулся по следу танков, они вели на восток. Шел уже вторую ночь по этим следам. Иногда меня нагоняли обозы или колонны вражеских пехотинцев, тогда я углублялся в лесную чащу и шел параллельным курсом.

Однажды, свернув с дороги, очутился в болоте. Впереди, слева и справа, остановились на отдых какие-то немецкие части. Слышалось ржание коней, лязг гусениц. Но вот все стихло. Стараясь не шуметь, осторожно переставляю ноги, иду от дерева к дереву. И вдруг, потеряв опору, с шумом падаю в канаву, наполненную водой. Немцы, наверное, услышали. В небо взвились ракеты, выхватив из темноты то, что я не видел до сих пор - десятки танков. Я притаился, а затем, когда ракеты погасли, вдоль канавы вошел в лес. Тьма непроглядная. Идти трудно, мешает мокрая одежда. Спотыкаясь о валежник, корневища деревьев, продираясь через густые заросли папоротника, ухожу все дальше и дальше на восток.