Дерзость

После завтрака, оставив теплую землянку, мы тронулись в обратный путь — на восток. Через день севернее Рузы вышли к руслу уже замерзшей небольшой речушки с крутыми берегами. Невдалеке виднелся высокий деревянный мост.

Чеклуева со Стениным я отправил в разведку в ближайшую деревню Хотебцево. Ребята вскоре вернулись и доложили, что немцев в деревне нет, но дорога накатанная, техника проходит.

Неожиданно к мосту подъехали две легковые машины. Из них вышли несколько офицеров и принялись осматривать мост — верхний настил, сваи. У Сережки загорелись глаза. Он стал просить:

— Дай поохотиться, командир. Теперь мы налегке и в случае чего сумеем уйти.

— Иди, только не один.

— Я с ним пойду, — заявил Шатров.

Укрываясь в складках местности, два друга совсем близко подползли к немцам. Выстрелов было не слышно, но вот один из офицеров упал, за ним другой, третий. Мы уже приготовились броситься к мосту и добить остальных, но тут из-за поворота дороги вышла пешая колонна немцев. Гитлеровцы, видимо, заметили наших и стали разворачиваться в цепь. Ребята побежали в сторону леса. Мы прикрывали их огнем, одновременно углубляясь в лесную чащу. Фашисты еще долго стреляли, но мы все были уже в безопасности. Нас надежно укрывал частокол деревьев. Ясно, что мост очень нужен фашистам. Но почему офицеры так тщательно его осматривали? Машины и так здесь проходят, дорога накатанная. Значит, немцы беспокоятся, пройдут ли по нему танки. Сомнений нет. Мост надо уничтожить. Приняв это решение, мы поздно вечером вернулись к нему и с помощью термитных шариков подожгли.

На случай, если фашисты придут и попытаются погасить огонь, мы с Гусаровым, Чеклуевым и Стениным остались в засаде у моста. Геннадию с остальными я приказал уходить и дожидаться нас в овраге.

Огонь разгорелся и вскоре охватил половину моста: горели верхний настил, ферма, сваи. Теперь его уже не погасить. Убедившись в этом, мы ушли от тепла огромного костра в холодный ночной лес...

Чем ближе линия фронта, тем интенсивнее становилось движение по дороге. Зачастую немцы двигались и ночью: велико было их желание взять Москву.

Вышли на шоссе Тучкове — Звенигород. По нему беспрерывной вереницей двигались колонны машин, танков, длинные санные обозы. Пришлось долго ждать, пока представился случай перебраться через дорогу. Но и это препятствие мы преодолели благополучно.

К утру вышли из леса и пошли ровным заснеженным лугом. И здесь неожиданно наше передовое охранение наткнулось на спрятанные в стогах сена немецкие танки. Уйти незаметно от охраны не удалось. Нас окликнули раз, другой, начали стрелять. Не отвечая на огонь, мы скрылись в густом кустарнике на берегу Москвы-реки.

Слева танки, справа река. За рекой высокие холмы и лес, да только не знали мы, кто там: наши или немцы?

До тошноты болит голова. Сказываются бессонные ночи. Очень устали. Саша Стенин предлагает хлебнуть немного водки. Фляга примерзает к губам, с отвращением делаю несколько глотков и передаю следующему. Благодатное тепло разливается по всему телу, головная боль понемногу утихает. Теперь страшно хочется пить. Ребята спускаются к реке и финками долбят лед, но до воды не добраться. Река замерзла основательно.

На рассвете Стенин с Чекуевым, которые вели наблюдение за левым берегом, с тревогой в голосе сообщили: "Немцы идут по нашему следу". Подхожу к ребятам и вижу: не меньше полусотни гитлеровцев разворачиваются в цепь, в бинокль хорошо видно, что они вооружены автоматами. Оглядываюсь по сторонам и понимаю: деться некуда. Впереди на многие километры среди голой равнины петляет русло реки. Укрыться негде. Переходить на другой берег уже поздно.

"Эх, командир, командир, — ругаю себя, — надо было предвидеть погоню и сразу перебираться на ту сторону реки, к крутому берегу, изрезанному оврагами, или по крайней мере послать туда разведку".

— Ребята! Принимаем бой! Перебежать на ту сторону не успеем, перестреляют как зайцев!

Немцы открывают огонь. Никогда — ни раньше, ни позже — я не слышал такого треска автоматов и свиста пуль над головой. Тысячи разрывных пуль ложатся на лед за нашей спиной, взрываются, и кажется, что стреляют и сзади. Густой прибрежный камыш падает на лед, словно подрезанный огромной невидимой косой. Девушки с гранатами и наганами лежат у откоса, им приказано ждать, пока немцы подойдут ближе. Мы, мужчины, из автоматов и винтовок открываем ответный огонь. Однако немцы продолжают наседать. Тогда я командую:

— Приготовить гранаты!

В этот решающий момент в середине наступающей вражеской цепи вспыхивает пламя, взлетают вверх комья мерзлой земли. Со свистом над нами проносятся мины и рвутся в каких-нибудь пятидесяти метрах. Значит, там за рекой наши. Гитлеровцы залегли, пытаются укрыться в мелких воронках, образованных взрывами мин. Затем один за другим встают, бегут назад. Вслед им летят наши гранаты. А мины все рвутся и рвутся на почерневшем уже лугу, усеянном трупами немецких солдат. Все. Мы спасены.

Девчата бегут на лед, обнимаются, смеются и плачут от радости.