Дерзкое предложение дебютантки

— Добро пожаловать в семью, — сказала она.

За венчанием последовал праздничный завтрак, во время которого лорд Хэйвлок произнес остроумную речь о склонности Эдмунда к составлению списков и планированию всего вплоть до последней мелочи, а также о том, как к нему нежданно-негаданно нагрянула любовь и заставила выбросить все списки в окно. Все нашли шутку очаровательной, а Джорджиана лишь прочнее утвердилась в мысли, что совершенно не подходит Эдмунду в качестве жены.

Однако она уже его жена. Гости говорят тосты в честь невесты, то есть ее. Потом она обнаружила себя стоящей в дверях и прощающейся со всеми, после чего Эдмунд передал ее на попечение высокой, тощей женщины, своей экономки, которая отвела Джорджиану в ее комнату и пожелала доброй ночи.

Джорджиана не смела даже дышать.

Как же ей сказать Эдмунду, что она готова разделить с ним брачное ложе?

Джорджиана могла побиться об заклад, что у Сьюки подобных проблем в первую брачную ночь не возникло бы. Сестра инстинктивно догадалась бы, как возбудить и воспламенить мужа, доведя до состояния, когда он отпустил бы всех слуг, а жену затащил в укромный уголок, а не отправил в спальню одну.

Но Джорджиана столь долго отвергала собственное тело, что совершенно не умела пользоваться им себе во благо, как сделала бы на ее месте любая другая женщина. Из-за того, что некогда ее назвали потаскухой, и из опаски, что она и в самом деле такая, она безжалостно подавляла чувственную сторону своей натуры, поэтому теперь, пожелав отпустить себя на свободу, не знала, с чего начать.

Джорджиана позволила Мэвис, горничной, ожидающей в огромной роскошной спальне, подготовить себя ко сну. Мысленно настраиваясь спать в одиночестве.

Через несколько минут после того, как горничная удалилась, унеся с собой перекинутое через локоть свадебное платье Джорджианы, а сама Джорджиана легла в богато украшенную, пахнущую лавандой кровать с балдахином, раздался стук в дверь.

Сердце ее екнуло. Она натянула одеяло до подбородка, гадая, уж не Эдмунд ли пожаловал.

— Войдите, — пропищала она неуверенным голоском. Нерешительность сопровождает ее сегодня весь день. Даже дольше — с тех пор, как они с Эдмундом обручились. Нет, еще дольше — с тех пор, как отец женился на мачехе, и они заставили ее поверить, что из нее не вырастет ничего хорошего.

Это в самом деле был Эдмунд. И он хмурился.

— Что-то случилось? — От его внимательного взгляда не укрылось то, как отчаянно Джорджиана прижимает одеяло к груди. — Я же уже говорил, что не стану набрасываться на тебя, требуя исполнения супружеского долга. Я пришел лишь, чтобы…

— Но как раз в этом и дело, — поспешно перебила его Джорджиана, решив ухватиться за возможность рассказать ему о своих чувствах. — Я бы хотела, чтобы ты набросился! — воскликнула она, откидывая одеяло прочь и вставая с постели. — Ну, то есть не совсем набросился. Но чтобы ты… начал… э-э-э…

— Джорджи, нет нужды это говорить, — перебил он, подходя к ее туалетному столику и ставя на него тяжелую коробку, которую принес с собой. — Я же видел, как ты весь день нервничала. Если это означает, что ты хочешь поскорее со всем покончить, то…

— Нет! Я вовсе не нервничаю. Ну, это не совсем правда. На самом деле я ужасно нервничаю. Но больше не боюсь. И… меня уже не отвращает идея… — Взглядом она указала на кровать.

Перехватив ее взгляд, Эдмунд нахмурился еще сильнее.

— Джорджи, я пришел лишь для того, чтобы подарить тебе… маленький свадебный подарок.

Сердце ее упало.

Дело, оказывается, вовсе не в ее отношении к… этому. А в его. Он вовсе не кажется сгорающим от нетерпения женихом.

Хорошо Сьюки было советовать Джорджиане соблазнить Эдмунда своим… достоинством. Он никогда и виду не подавал, что интересуется ее грудью. В то время как другие мужчины не могли отвести взор от выреза ее платья, Эдмунд всегда смотрел ей в глаза.

И сейчас тоже. Во взгляде его светилась нетерпеливость. При этом он теребил ручку ящика орехового дерева.

Если Эдмунд не хочет ее, как жених хочет невесту, ей нужно просто научиться с этим жить.

Жить в браке без любви, начало которому они сегодня положили.

Она подошла к стоящему у туалетного столика Эдмунду. На лице его застыло угрожающее выражение.

— Можно мне открыть его прямо сейчас?

— Разумеется. Я очень хотел при этом присутствовать, — сказал он, отступая на шаг, когда Джорджиана положила руку на крышку. — Мне пришло в голову, — продолжил он, — что, если бы у нас был традиционный период ухаживаний, я бы уже преподнес тебе множество подарков. Поэтому мой первый дар будет совершенно особенным. Только помни, Джорджи, — добавил он, накрывая ее ладонь своей в тот момент, когда она хотела поднять крышку, — что я ученый, а не какой-нибудь треклятый щеголь. Надеюсь, ты поймешь меня.

Она всмотрелась ему в лицо, поражаясь прозвучавшим в его голосе оборонительным ноткам.

— Уверена, что так и будет, — заверила Джорджиана, чувствуя, что это не просто подарок, но и некое испытание. Испытание, которое она намерена с честью выдержать.

Глава 20

— Можно посмотреть?

— Да, конечно, — спохватился Эдмунд, убирая руку.