Сами уже второй семестр учился в кулинарной школе в Кристинеберге. У него всегда получалось вкусно готовить, но теперь он познает эту профессию с основ – это он пообещал Карин. Забеременев Йоном, она, со свойственной ей прямотой, поставила ему ультиматум: если папа ее ребенка рискует оказаться в тюрьме, она найдет ему нового папу с другими целями в жизни. Так что у Сами было только два пути – покончить с планированием одного фантастичного ограбления или взлома за другим или уйти от Карин сразу, пока не успел привязаться к ребенку.
Для Сами выбора не стояло: ради Карин он был готов на все. Он решил наконец найти настоящую работу и поступил в кулинарную школу.
– Вся группа едет в порт встречать корабли с морепродуктами, – ответил он, придав правде другой оттенок.
Верный своей привычке говорить с помощью жестов, Сами махнул в сторону порта, показал, как причаливают корабли и даже попытался изобразить какого-то морского гада.
– Иди, – с улыбкой прошептала Карин. – Уходи быстрее. Может, мы еще поспим…
Сами кивнул и принялся отбивать ногой такт, как будто в спальне звучало техно в ускоренном темпе: оставить их вот так? Йон причмокивал. Карин почувствовала сомнения мужа, открыла глаза и с нежностью посмотрела на него – потного, в куртке:
– Ты такой красавчик! Хватит тут отсвечивать, иди уже.
Он криво улыбнулся и снова кивнул. Потом, будто стряхивая с себя оцепенение, круто развернулся, вышел в прихожую и сбежал по неровной лестнице старого дома на улице Хёгбергсгатан. Тысячи часов на боксерском ринге оставили свой неизгладимый отпечаток: ноги легко несли его вперед.
Вместе с холодным февральским воздухом легкие Сами наполнились гордостью. Осенью, на всех встречах и обсуждениях, он не давал этому чувству вырваться наружу: нужно было решить так много вопросов, он не хотел раскрывать все раньше времени. Теперь же он был уверен: все получится.
Сами едва сдерживался, чтобы не пуститься бегом. Выпавший за ночь снежок днем разнесется ветром. Обнаженные деревья на кладбище у церкви Катарины вычерчивали на темно-сером небе причудливые черные силуэты. Светать начнет только через несколько часов.
Сами планировал вернуться домой к обеду, завернув по дороге в магазин за бутылкой шампанского – отпраздновать победу.
Когда Сами сел в машину, на его губах играла улыбка. Он размышлял, что вряд ли продвинулся бы так без Карин и Йона. Без них он бы, может даже не стал пытаться…
Он поехал в порт, размышляя обо всех предупреждениях, которые довелось выслушать за эти годы. Озлобленные бывшие холостяки, скучающие по беззаботной жизни, считали своим долгом рассказать ему, что дети отнимают у тебя сначала сон, потом секс, а потом и жизнь. Отчасти все так и было: с появлением Йона сон заметно ухудшился, да и сексом не похвастаешься. Однако Йон – чудо, которое того стоит.
Изменения всегда даются непросто. Люди годами сидят на одной и той же работе, боясь попробовать что-то другое. Общаются с друзьями детства, с которыми их уже ничего не связывает, потому что проще позвонить им, чем впускать в свою жизнь новых людей. Детство Сами – длинное путешествие по южным пригородам Стокгольма. Он сбился со счета, сколько адресов они сменили за то время. Тридцать или сорок – какая разница? Тогда все было по-другому: мусульмане, христиане и евреи, турки, иракцы и югославы – все жили бок о бок. Сами научился находить общий язык со всеми: он легко мог подружиться как с финскими рабочими, так и с африканскими беженцами. Вынужденный быстро приспосабливаться к новым условиям, он стал хамелеоном.
И теперь этот навык пригодился. Эта мысль приходила ему в голову и раньше, но в этот раз все взаправду. Ради Карин и детей – Йона и еще не рожденного малыша – Сами оставит криминальную жизнь в прошлом, сбросит старую кожу. Он не будет стирать из памяти телефона тысячи накопившихся за годы контактов, просто разбавит их номерами новых знакомых. Сами выбрал не самый простой способ покончить с прошлым, но он никогда не искал легких путей.
Сами Фархан проехал по набережной Шеппсбрун и оказался на Бласиехольмене. Утром во вторник в центре столицы еще нет скопления машин. У противоположного берега залива Стрёммен пришвартован превращенный в хостел парусник af Chapman: подсвеченный белый корпус на черной, как чернильная лужа, воде.
Сами выехал заранее. Сам он считал эту привычку проявлением пунктуальности, другим это, возможно, казалось потребностью в контроле над ситуацией.
У него действительно было дело в порту, но не с одногруппниками из Кристинеберга. Для него учеба закончилась: больше никаких занятий по готовке. Нарезая огурцы для салатов или поливая стейки из лосятины жирной подливкой, он никогда не сможет обеспечить своей семье тот уровень жизни, который она заслуживает.