Но Джэксон догнал девушку, извинился и протянул ей фотографию. Увидев свой портрет, она сразу насторожилась. Из длинного и сбивчивого рассказа Джэксона Анна разобрала лишь два английских слова: «Питер» и «полисмен», И она поняла, вернее; догадалась: Петра, которого она должна была встретить, схватили жандармы…
Спрятав фотографию под пальто, она поблагодарила иностранца и быстро удалилась.
3
— Так вот в той фотографии вся заковырка! — сказал Флоров, пряча довольную улыбку. — Там между картонкой и задней стенкой рамки находились важные документы.
Сидней не поверил своим ушам.
— Как же?.. Не может быть?
Флорову пришлось пояснить, что и Анна была не Анна, а Соня, и вовсе не невеста, а просто подпольщица, коммунистка. Она имела задание встретить Алексея в порту и получить документы.
— Я обязательно напишу ей, что встретил тебя. Вот обрадуется! А как закончим войну, махнем в Москву… к Соне. Она работает в секретариате Совнаркома. Знаешь, я тоже рад, что тебя встретил, но дважды рад тому, что ты с нами! — Флоров хлопнул Джэксона по плечу и спросил: — Как ты очутился в Красной Армии?
Сидней посмотрел на Флорова, перевел взгляд на бойцов, потом немного помолчал, как бы собираясь с мыслями.
— О! Я совсем не думал оставаться в России… Совсем не думал. Но так получилось, — начал неторопливо свой рассказ Джэксон, тщательно подбирая русские слова. — У меня все дела были совсем плохо, как я палец ломал. — Сидней показал большой палец левой руки, где на фаланге отчетливо выступал костный нарост. — Теперь хорошо, палец крепкий! — Он сжал кулаки. — Бить можно крепко!
Из-за этого злополучного пальца вновь возник разговор. Но не в купе комиссара, а уже на передней платформе, где ехали бойцы первого взвода. Именно в нем и определил служить Флоров американца после того, как Сидней рассказал ему о своих мытарствах в России, о том, что уже в Петербурге его бросил сын миллионера и что поиски заработка привели его в конце концов в Среднюю Азию. Среди бойцов, присутствовавших в купе, был и пулеметчик Степан Бровкин, плечистый рыжебородый сибиряк. Там, у комиссара, он стеснялся спросить Джэксона про палец и, когда очутился с этим американцем на платформе, сразу же проявил свое любопытство.
— Как же ты палец сломал? — спросил он, подмигнув окружившим Джэксона бойцам. — В драке, что ли? Или по пьянке?
Джэксон с недоумением посмотрел на сибиряка, грудь которого была перекрещена пулеметными лентами.
— Зачем дрался? Совсем нет! Я боксер. Понимаешь, боксер! — Сидней поднял руки в боевое положение, сделал несколько движений, имитирующих боксерский поединок.
— Знамо! — из дальнего угла платформы сказал Василий Хомутов, по прозванию Васька-Москвич. — Видел я ихнюю боксу в цирке. Как мордуют друг дружку! На кулаках рукавицы такие, из кожи… Пухленькие. А место, где они бьются, веревками огорожено. Видать, для того, чтобы не убег, ежели который сдрейфит.
Сибиряк Бровкин повернулся к говорившему и, смерив его глазами, тихо, но твердо произнес:
— А ты не врешь, Васька?
— А чего мне врать, коли правда одна! — беззлобно ответил тот. — У нас на кулачках, на масленице, так стенка на стенку идут. Верно? А у них, в боксе той самой, один на один выходят да на весы становятся, чтобы знать, с ровней драться. Во как! Культура… И на кулаки перчатки натягивают. Тоже тебе, опять же культура…
Ваську перебил Корнилов, человек хмурый и раздражительный:
— Знаем культуру ихнею! Буржуйскую… Перчатки у них такие толстые, на вате… Чтоб не больно, чтобы только видимость одна… Деньгу зашибают!
— Ну да, «не больно»! Сказанул! — перебил его в свою очередь Василий и со знанием дела продолжал: — Бьют крепко, по совести. И все норовят в зубы али в поддых. Так, чтоб с катушек долой. Во как!
Тит Корнилов вынул из кармана объемистый потертый кисет, оторвал кусочек бумаги и, сворачивая самокрутку, спросил:
— А кто он тогда будет, боксер-то?
— Как кто? — удивился Василий. — Ясное дело, американец.
— Да не про то я… С точки зрения революции. Куда он ближе: к буржуям или к пролетариям?
Возле защитной стены, опершись плечом на тюк хлопка, сидел туркмен Мурад. Смуглолицый, худощавый, с большими, чуть навыкате внимательными глазами. На нем был стеганый халат, на голове высокая белая папаха. Он сидел, зажав между колен винтовку, и, прислушиваясь к разговору, внимательно рассматривал американца.