Дерзкая

— Так, что случилось? — голос сестры стал мягким и хитрым, а я отметила, что в своей деревне она практически не загорела, оставаясь такой же белоснежкой, как и раньше. Это у нас наследственное, от мамы.

— Встала не с той ноги, — попыталась я уйти от темы, а к щекам тут же прилила кровь, потому что в этот момент я вспомнила свое бесславное пробуждение. Голова лежала на подушке, а руки обнимали чьи-то ноги с таким обожанием, как будто это моя любимая мягкая игрушка — тощий зеленый крокодил с косыми злющими глазами, которого папа выиграл для меня в тире. Мне тогда только исполнилось четыре, но с крокодилом я не расставалась класса до пятого, и никто не решался отобрать у меня зеленое страшилище, потому что я закатывала истерики, всякий раз теряя из вида «моего крокодильчика».

Я растерла щеки и показательно зевнула, стараясь скрыть смущение, потому что следующее, что я увидела, открыв утром глаза, это возбуждение Жукова, которое свидетельствовало о том, что Костик все таки мужчина, а не насекомое. И такое яркое и запоминающееся доказательство стояло у меня перед глазами, напоминая о произошедшем после.

— Я сказала папе, что все в порядке, Аленушка, — интонация сестры мне не понравилась, и я напряженно слушала, что же последует дальше. — Скажи спасибо, что я вовремя вернулась в город.

— Спасибо, — быстро ответила я, прогоняя образ спящего Жукова, у которого оказался идеальный пресс и волосатые ноги. Странно, но обнимая его теплые и такие мягкие икроножные мыщцы мне даже не хтелось сказать привычное «фу».

— …ты поедешь со мной, — закончила сестра свое повествование, а яьвынырнула из собственных воспоминаний и уставилась на нее.

— Куда? — непонимающе посмотрела я на ее довольный вид, излучающий жделание сделать этот мир лучше.

— Ко мне, — Ритка покрутила пальцем у виска. — Домой! Проведешь в столице оставшиееся до учебы время с пользой, и я присмотрю за тобой, пока у отца аврал на работе.

Я ощетинилась, готовая выпустить все свои колючки, но сестра предупреждающе подняла руку.

— Из-за тебя я соврала папе, насочиняла таких небылиц, что самой до сих пор стыдно, поэтому поедешь, как миленькая, и спасибо скажешь еще не раз за то, что прикрыла твою сладкую аппетитную попку.

— Фууу, — скривилась я в ответ, а Ритка повертелась перед зеркалом и с сожалением посмотрела на свой тощий зад.

— Ты такая красавица, Аленушка, что на тебя парни, как пчелы на мед слетаются. Поскучают немного, ничего с ними не случится!

Я глянула в огромное зеркало и внимательно рассмотрела себя в зеркале. Правду говорит Ритка, бледная, как моль, и круги под глазами такие, как будто это не Ромка, а я отплясывала до утра. Сарафан мятый, а волосы в таком беспорядке, что ни одна расческа сейчас не поможет. И плечи слишком широкие, и веснушки противные на носу, и губы искусанные.

«Ты такая красивая, Аленка!» — вспомнила я жаркий шепот Жукова, от которого щеки вновь вспыхнули красным. Он проснулся оттого, что я начала возиться, судорожно двигаясь на край кровати от его горячего и возбужденного тела. Закрыв глаза, я сделала вид, что сплю, тихо и размеренно выдыхая воздух, которого вдруг стало так мало, а Жуков сел на кровати, выругался и натянул на себя покрывало. Прошла минута, другая, а я все не решалась открыть глаза и показать, что уже проснулась. И тут Жуков прошептал, да таким непривычным голосом, полным незнакомых мне эмоций.

— Ты такая красивая, Аленка!

И столько нежности и боли, столько искреннего желания, что я сбилась с дыхания, но Жуков в это время слез с кровати, одеваясь и чертыхаясь по поводу того, что время перевалило за полдень.

— Алена, — позвал он меня, и теперь я узнала голос Жукова, полный ледяного равнодушия. — Просыпайся, мне нужно быть дома через час. Мы уже не успеваем.

— Что за срочность? — выдала я привычным колючим и хриплым со сна голосом.

— Дела, — коротко бросил он мне и ушел в ванную, крикнув перед тем, как закрыть дверь. — Забери свои вещи из «стиралки».

И тот факт, что Жуков позаботился о моих вещав, брошенных на полу, о том, чтобы я спокойно и без его пристального внимания смогла одеться и собраться, о том, что он вообще весь такой чуткий, мне вдруг стало непривычно жарко. И весь путь до дома я сконфуженно молчала, а Костик недовольно хмурился и неотрывно следил за дорогой. До моего дома мы добрались слишком быстро, я не успела поговорить о том, что волновало меня — о нашем с Андреем недопоцелуе.

«Что видел Жуков? Что успел себе навыдумывать и почему оказался в том самом месте и в то самое время?»

Я хотела расспросить его, но не смогла подобрать слов, а Жуков, как на зло, молчал и сам не начинал разговор. Так мы и расстались, в полном молчании и непривыной напряженной атмосфере, и все говорило о том, что Костик больше не повторит предложения провести с ним оставшееся до учебы время в Питере.

Хотя, о чем я переживаю?! Разве мне хотелось поехать с ним? Нет и еще раз нет!