Кутерьма с вирусом продолжалась. Болезнь просочилась в общежития строителей и сезонных рабочих. Они заболевали сначала десятками, потом сотнями, а через несколько дней уже и тысячами. По телику премьер обещал всех поддерживать: лечить бесплатно, не увольнять, платить зарплаты и обеспечить общежития санитарными средствами, масками и дезинфекторами. Оставшихся здоровых рабочих частично расселили по казармам военнослужащих и простаивающим гостиницам сити. Трава в нашем районе давно не кошена, соседнюю стройку заморозили, мусор вывозят реже обычного, автобусная остановка под окнами по утрам пустует – дешёвая рабочая сила дорого болеет.
Выходить на улицу группами запретили вовсе, людей без масок нещадно штрафуют. Парки сити патрулируют четвероногие роботы, похожие на безголовых собак с камерами слежения на спинах. Выглядят они жутковато, наводя на мысли о сбывшейся кошмарной антиутопии, придуманной чьей-то больной фантазией. Роботов преследуют местные фотографы с телеобъективами, прохода им не дают. Вездесущие бабки недовольно косятся и обходят шайтан-машины стороной. А те приседают на задние лапы и назидательным механическим голосом просят держать дистанцию и не снимать с лица маски.
Юли никуда не уехала, осталась в сити. Её рейс отменили, а переносить дату вылета она отказалась. Мы созваниваемся каждый день, обедаем вместе по скайпу. Всё как всегда. Болтаем, будто ничего между нами не произошло. Я так и не признался. Сегодня ей должны были доставить новую веб-камеру от меня. Я собирался позвонить перед сном, чтобы наконец-то увидеть её и пожелать спокойной ночи, но не выдержал до вечера.
– Юху! Теперь меня тоже видно! – услышал я голос Юли, а на экране увидел заросшую рыжей щетиной наглую физиономию Джеймса. Он смотрел мимо куда-то вниз, видно ковыряясь в настройках.
– А ты чего там забыл? – спросил я резко, почти угрожающе.
– И тебе привет! – ответил тот, ехидно ухмыляясь.
– Талгат, спасибо тебе огромное! – Юли развернула ноутбук к себе, скрывая Джеймса из обзора камеры. В руках она держала бокал с вином. – А у нас вечеринка с настольными играми.
Юли опять развернула ноутбук и продемонстрировала расстеленное на столе игровое поле с фишками, какими-то значками, кубиками и двумя колодами карт с цветными реверсами.
– Нам здесь весело. Жаль, что не могу пригласить тебя присоединиться. – Её слова прозвучали как издевательство.
– Однако Джеймса ты пригласила, – процедил я сквозь зубы, закипая.
– Так ведь он мой сосед, – она вскинула брови, будто не понимала, к чему я веду. – Мы живём в одной квартире…
– Вы живёте вместе?!
Она взяла ноутбук и понесла куда-то: лицо Юли плыло на фоне беленого потолка. Я заметил лишь закрывающуюся за её спиной дверь.
– Твой ход, Юли! – глухо прозвучал голос Джеймса.
– Не вместе, а в одной квартире, – затараторила Юли. – Я же говорила тебе, что живу с соседями. Здесь ещё семейная пара, но они уехали на карантин к родителям.
– То есть вы всё-таки вдвоём? – настаивал я.
– Талгат, ты хочешь о чём-то спросить?
– Да всё и так понятно! – вспылил я и, не дав ей ответить, хлопнул крышкой ноутбука. Замычал от бессилия, принялся ходить по квартире, отбросил попавшийся на пути стул, пнул дверь в кухню.
Какого чёрта! Она морочит мне голову. Живёт с рыжим, а я ей тогда зачем? Может быть, я для неё забавный чудик, за которым не скучно наблюдать? Шоу Трумана10… Может быть, они обсуждают меня, пьют вино и смеются. Ведь я идиот! С чего я взял, что нравлюсь ей? Мать всю жизнь называла меня занудой, и она права – я тот ещё зануда, социофоб, почти мизантроп, душевный калека! Сто лет я сдался такой как Юли!
Меня штормило весь вечер до глубокой ночи. Не мог уснуть и стоял у открытого окна, смотрел через решётку на пустынную замершую улицу. Душная, липкая ночь. Виски в каплях пота. Нет спасения от жары в сити. Лают (именно лают, не квакают) из темноты местные жабы. Сосед – сволочь! Дымит дешёвой сигаретой из окна снизу. И как только его тянет покурить, когда и без того дышать нечем. Имеет право, я проверял положения контракта, даже звонил в домоуправление, те ничего поделать не могут. Остаётся только тихо ненавидеть соседа. Тихо ненавидеть – это я умею.
Как некрасиво я вспылил и опять обидел Юли. Неуместная ревность к женщине, которая мне не принадлежит. Ведь она совсем другая, свободная от условностей, живая. А я накинулся на неё со своими дремучими понятиями о жизни и отношениях. Не осмелился признаться в любви, зато посчитал себя вправе обидеться. Сегодня слишком поздно звонить и извиняться. Завтра. Хотя кого я обманываю? Завтра будет всё то же. Я уже сдался, уже её потерял. Может, я и не мужчина вовсе, а лишь оболочка.
Отругав себя, но так и не решившись на что-то конкретное, я пошёл спать. А утро внесло новые обстоятельства жизни – пришло сообщение от руководства фирмы, что мой рабочий контракт, который заканчивается через месяц, продлять не собираются. Я дважды перечитал письмо, всматриваясь в вежливые стандартные фразы, и неожиданно для себя рассмеялся. Не можешь решиться – решат за тебя.
***