«Стыд, совесть, гордость, где вы, чёрт побери?» — взывала она к этим зубастым стражам нравственности. Но они забились в самый тёмный уголок её сознания, поджав хвосты, струсив перед этим сильным, чистым и правильным чувством, которое даже самый упорный голос в её голове — комплекс вины — не посмел бы назвать порочным.
И второй поцелуй оказалось прервать ещё сложнее. И ведь не хотелось, просто пришлось.
Кирилл не оставил Леру ни на секунду, даже когда забирал её багаж. Пока шли к машине, он так и держал её за руку, словно боясь потерять. И отпустил не Леру, а её чемодан, щелкая брелоком и открывая багажник. Кирилл освободил её пальцы из своего надёжного захвата, только когда открыл ей дверь машины.
Лера замерла, прежде чем сесть. В реальности эта рыжая кожа салона была намного красивее, чем она себе представляла. Даже машину с их прошлой встречи она запомнила иначе. Пятно от кетчупа оказалось больше. А вот эбонитовые панели — всего лишь пластиковыми, изображающими полосатость древесины, но не передающими ни её матовость, ни натуральность.
Чего Лере катастрофически не хватало в его рассказах и фотографиях, так это — запахов. Откинувшись на эргономичное сиденье, Лера восполнила этот пробел. Пахло кожей, чем-то химическим, чем-то новым. Лера нагнулась и с удивлением обнаружила в кармане двери останки яблока.
— Затрудняюсь назвать сорт, — улыбнулась Лера, поднимая коричневый сморщенный огрызок за хвостик.
— Вот зараза, — расстроился Кирилл и, недолго думая, вышвырнул его в окно. — Вечно ест свои яблоки и везде бросает.
— Жена? — усмехнулась Лера и подавила вздох, остро почувствовав, что она на чужой территории.
— Жена.
Кирилл отвернулся к открытому окну, чтобы выбрать удачный момент и выехать, но Лера понимала, что он просто прячет глаза. Поэтому она дождалась, пока Кирилл на неё посмотрит, и тогда только задала свой вопрос:
— Любит яблоки?
Он кивнул. Этот разговор тяготил его. Но такова была правда жизни: Кирилл женат, Лера замужем. Они не могут делать вид, что их не существует — его жены, её мужа. Лере всегда нравилось, как уважительно он говорил про свою жену. Ни одного дурного слова, эта «зараза», пожалуй, стало самым резким за всё время их общения, да и то он произнёс его мягко, любя…
Только раз уж Кирилл начал с такой горячей встречи в аэропорту, Лере хотелось как-то определиться с этой темой.
— Я знаю, ты не хочешь об этом говорить, — начала она, но Кирилл её перебил.
— Лер, — он посмотрел в зеркало заднего вида. Может, просто опять прятал глаза. — Не о чем пока говорить.
Кирилл привычно перехватил руль, включил сигнал поворота, благодарно кивнул уступившему дорогу водителю, и шины так взвизгнули по асфальту, что наверняка на нём остались следы от покрышек, когда Кирилл вжал в пол педаль газа.
— Вижу, и правда, не о чем, — улыбнулась Лера его резкому манёвру. Злится или сам по себе тот ещё Шумахер? Как много ещё Лера о нём не знала!
— Этот разговор совсем несложный, — ответил он спокойно и протянул руку раскрытой ладонью вверх. — По крайней мере, для меня. Просто пока не время.
Лера вложила свою ладонь, и их пальцы сплелись.
— У тебя рабочее совещание, — он поцеловал её руку и прижал к груди. — У меня деловая встреча. Но я обещаю, мы к нему вернёмся. И мне есть, что тебе сказать.
— А мы где? — удивилась Лера, рассматривая красивое здание, возле которого Кирилл припарковался.
— Ну, неужели ты думаешь, что я повёл бы тебя кормить в корпоративную столовку? — открыл он ей дверь и подал руку. — Прошу!
Глава 16
За едой говорили о работе. Хотя заказали они одно и то же — салат, яичницу, кофе — для Леры это был обед, а для Кирилла — завтрак.
Кирилл поинтересовался, что Лера подготовила, внимательно слушал и ненавязчиво давал советы: о чём лучше сказать в первую очередь, а о чём — только если спросят. И обсуждать с ним детали предстоящего совещания оказалось так же легко, как и хрустеть салатом в его присутствии.
Правда, справляться приходилось одной рукой: вторую он так и не отпускал. Словно питал силы в этом физическом контакте или, наоборот, отдавал их Лере. И Кирилла не казалось много. Ни его мягкого взгляда, ни его тёплой руки, ни его губ, которые то и дело касались её кожи, словно проверяя температуру.
«Я в норме, в норме», — всё время хотелось ответить Лере. Хоть она и накалялась от его прикосновений, как разгорающиеся угли. На неё тысячу лет никто не смотрел так. Как сладкоежка на самое вкусное в мире лакомство, как пират — на сокровище, узник — на свободу. Она чувствовала себя мечтой, безумной фантазией, зыбким миражом, наркотической галлюцинацией, воплощённой в плоти и крови, в которую Кирилл всё никак не мог поверить.
Когда Лера уже встала с мягкого диванчика, Кирилл поправил упавшие ей на лицо волосы, поцеловал её в уголок губ и, обняв за плечи, привёл снова к машине.